Малик Бурлибаев – заместитель генерального директора по науке Казахстанского Агентства прикладной экологии, доктор технических наук, в прошлом член межправительственной водохозяйственной комиссии, автор 250 научных трудов и монографий.
***
– Мы уже увидели первую волну реорганизаций, а вскоре наверняка увидим и вторую – после того, как пройдут выборы в Мажилис. Малик Жолдасович, как думаете, это затронет Комитет по водным ресурсам, кочующий между Минсельхозом и Минэкологии? В принципе не раз звучали мнения, что водные вопросы нуждаются в выделении под них отдельного агентства или даже министерства.
– Водными ресурсами в Казахстане управляет Министерство экологии, геологии и природных ресурсов в лице Комитета по водным ресурсам. Как поговаривают, этот Комитет находится в аренде у Минэкологии. Это шутка, но в ней есть доля правды, потому что этот Комитет, как и бывшие Комитеты лесного и охотничьего хозяйства, рыбного хозяйства, бесконечно переходят из Минсельхоза в Министерство охраны окружающей среды или в Министерство энергетики, а теперь и в Министерство экологии.
Я не знаю, будет ли когда-нибудь конец этому шараханью, но вопрос остается – можно ли ожидать качественной работы от Комитета по водным ресурсам при бесконечных переходам их из одного ведомства в другое? Кроме того, этим Комитетом никогда не руководил профессионал-водник, за исключением Толегена Сарсембекова. Руководили инженеры-механики, инженеры водоснабжения и канализации, инженер по автоматизированной системе управления, то есть специалисты, воду видели только в трубах. Они не занимались проблемами поверхностных и подземных водных ресурсов.
Мы всегда говорим, что у Комитета по водным ресурсам нет тактического и стратегического планов развития водной отрасли экономики. Вся стратегия связана с перспективным строительством многочисленных количеств водохранилищ – это рассматривается как радикальный метод борьбы с наводнениями во время весеннего половодья и паводков. А в США, например, ежегодно сносятся тысячи водохранилищ – там их считают главным антропогенным фактором в деградации речных и озерных экосистем.
Вот такая работа. Один из ее результатов – в каждом из проектов Госпрограммы управления водными ресурсами мелькает паразит-словосочетание – «увеличить среднемноголетний сток Казахстана на столько-то кубокилометров». Можно подумать, что речь идет о межгосударственной переброске стока рек или о планах управления осадками. Но нет. Оказывается, что речь идет о банальной экономии водных ресурсов. Вот к чему приводит элементарное незнание сути проблем водных ресурсов. Вот так и составляется госпрограмма.
По сути дела, у нас практически чрезвычайная ситуация с водными ресурсами. Конечно, давно назрел вопрос о том, чтобы организовать самостоятельное министерство или национальное агентство по водным ресурсам. Мы не раз ставили этот вопрос перед бывшим президентом и перед премьер-министром, но ничего не изменилось.
Плюс-минус водохранилище
– Почему у нас чрезвычайная ситуация с водными ресурсами?
– Тут надо понимать в принципе, каково состояние водных ресурсов в стране. И какое значение этот вопрос имеет для государства. Сейчас, вы знаете, принято много планов во всех областях – в экономике, в сельском хозяйстве и т.д. – на много лет вперед, и может оказаться так, что планы есть, а воды для ее реализации нет. То есть вода – это вопрос, ключевой для развития Казахстана. Соответственно, при планировании на будущее крайне важно точно оценить водные ресурсы.
Сколько их у нас? Официальный ответ на этот вопрос дает уже упомянутая Госпрограмма по управлению водными ресурсами Казахстана, принятая в 2014 году. В этой госпрограмме на одной странице мы видим, что воды у нас 100 км3, а на другой странице – 105 км3. Какой цифре верить? Может показаться, что 5 кубокилометров это немного, но на самом деле это очень большая цифра, это полный объем Шардаринского водохранилища. У разрабатываемой в нынешнем году Госпрограммы по управлению водными ресурсами фигурирует среднемноголетний сток, равный 100 км3.
У меня как ученого возникают большие сомнения в точности этих оценок. Разработчики госпрограммы оперируют такими данными, как среднемноголетние показатели стока рек. Что это такое? Это среднее арифметическое значение среднегодового стока за многолетний период наблюдений за гидрологическим режимом рек. И, если не вдаваться в экспертные специфические вопросы, то проблема в том, что сток этот учитывается так, как если бы у рек был естественный гидрологический режим, без антропогенного вмешательства. Так, конечно, воды получается больше. Но у нас таких рек не осталось. Для более точных расчетов весь период наблюдений надо разделить на две составляющие – период с естественным и период с нарушенным гидрологическим режимом. А иначе мы так и будем получать завышенные значения и считать, что у нас воды больше, чем есть по факту. Как показывает практика, некорректные расчеты ведутся и в настоящее время, что, к сожалению, приводит к большим искажениям при точности оценки водных ресурсов.
Сейчас мы можем говорить об объеме от 90 до 93 км3 среднемноголетнего стока в Казахстане, а не о 100 км3. Вот такая же неразбериха в том же объеме идет не только в государственных документах, но и в научных публикациях. И это никак не решается, хотя это вопрос национальной безопасности страны! Для устранения этой путаницы мы давно предлагаем создать при Министерстве или Комитете водных ресурсов Государственную комиссию по оценке поверхностных водных ресурсов, чье утверждение было бы официальным, и использовались бы при разработке стратегических планов развития страны. Иначе мы из этой путаницы никогда не выйдем, и будем совершать одну ошибку за другой.
Что касается качества воды. Во всех вариантах Госпрограммы по водным ресурсам о качестве вод, кроме нескольких праздных фраз, ничего не говорится. Между тем, качество вод становится главным фактором лимитирования при дальнейшем использовании водных ресурсов из-за прогрессирующего загрязнения. Зато каждый раз, когда разрабатывается Программа, некорректно включается вопрос об уменьшении оросительных норм орошаемых культур. Прежде чем включать данный вопрос в Программу, внимательно прочитайте Положение о Комитете по водным ресурсам. Решение этой проблемы не входит в круг функциональных обязанностей Комитета, она находится в компетенции Минсельхоза. Для этих целей Управление по орошаемому земледелию было выведено из состава КВР и передано в Минсельхоз.
«Вода для фермера обходится слишком дешево»
– Да, ситуация сложная. Но отметим позитивную деталь – о предстоящем значительном дефиците водных ресурсов давно говорят водники, а в последнее время заговорили и представители министерств. И в русле решения этой проблемы докладывают о диверсификации посевов, модернизации оросительных систем. А ведь сельское хозяйство – основной потребитель воды в экономике. Как вы оцениваете эти шаги?
– Этот вопрос, набивший оскомину. Хочу сразу подчеркнуть, почему до сих пор фермеры не переходят на менее влаголюбивые культуры и водосберегающую технологию. Сегодня фермер платит за воду, исходя не из себестоимости воды, а по тарифу, который устанавливают областные маслихаты. А это цена доставки воды из водоисточника до фермерского хозяйства, это не себестоимость воды. Для фермеров это выгодно. Когда будет установлена себестоимость воды, водопотребителю станет невыгодно транжирить воду, он начнет думать о менее влаголюбивых культурах и водосберегающих технологиях. Сегодня вода для фермера обходится слишком дешево. Пока не установим реальную себестоимость воды, экономия водных ресурсов в сельском хозяйстве останется беспредметным разговором.
– В одном из недавних депутатских запросов был упомянут прорыв Сардобинского водохранилища, и в связи с этим озвучено предложение – создать межправительственную комиссию из числа представителей стран Центральной Азии, чтобы управлять рисками техногенных катастроф и террористических угроз. Что вы думаете об этом?
– Ну сколько можно создавать этих комиссий? Все вопросы, касающиеся трансграничных водных ресурсов в Центральной Азии, рассматриваются в Межгосударственной координационной водохозяйственной комиссии, Межгосударственной комиссии по устойчивому развитию, в Международном фонде по спасению Арала – иногда с участием президентов центральноазиатских республик. Работа даже этих комиссий вызывает у специалистов нарекания или даже недоверие. Что, озвученные вами вопросы нельзя решить в рамках этих комиссий?
Лучше бы узбеки сели с казахами в рамках существующих комиссий за стол переговоров по качеству стока реки Сырдария. Наши соседи давно превратили реку в сточную канаву за счет загрязнения. Чем это не терроризм? Ведь вопрос касается национальной безопасности Казахстана. Между тем, эта злободневная тема не поднималась ни при СССР, ни в независимом Казахстане.
Переговоры с китайцами шли и будут идти тяжело
– Раз мы заговорили о региональных водных вопросах, то, может быть, вы как многолетний член межправительственной водохозяйственной комиссии поделитесь информацией, как сейчас обстоят дела с трансграничными реками? С верхними государствами в ЦА, с Китаем?
– Тяжелейший вопрос. Я как эксперт 20 лет входил в состав казахстанской комиссии и рабочей группы экспертов на переговорах с Китайской Народной Республикой. С Китаем переговоры шли, идут и будут идти в тяжелом формате. Они каждый раз затевают по поводу и без повода ненужную дискуссию, переговоры превращаются в бессмысленную говорильню. Понятно, что они искусственно затягивают переговорные процессы. Китай находится в верховьях трансграничных рек и у него нет стимула форсировать переговоры. Можно задуматься, а не хотят ли они искусственно тянуть время, чтобы сначала полностью освоить все водные ресурсы и только потом приступить к процессу вододеления? В последнее время в Китае в бассейне реки Или построили порядка 40 водохранилищ, более 250 водозаборных сооружений, орошается более 500 тысяч гектаров земель. За этот же период в Казахстане, за время после распада СССР, орошение и водозаборы пришли в упадок. Если у Китая действительно такой настрой, то Казахстан ждут трудные времена.
Во многом виноваты и мы сами. Например, всем известно, что качество воды рек зависит от количественных характеристик речного стока. Просто говоря, нельзя рассматривать качество воды в отрыве от количества. Что мы сделали? Мы пошли на поводу у китайцев.
В 2011 году Нургали Ашим, бывший министр охраны окружающей среды, от имени Правительства Казахстана подписал с китайцами межправительственные соглашения об охране качества вод трансграничных рек и об охране окружающей среды. В результате качество воды было выведено из состава общих переговоров и передано в состав комиссии по охране окружающей среды. В итоге Совместная комиссия по трансграничным рекам распадается на две искусственно созданные самостоятельные комиссии и теперь нет корреляции между этими комиссиями, хотя всем очевидно, что количество вод и качество вод трансграничных рек – это две стороны одной и той же медали. Если мы когда-нибудь и достигнем договоренности по вододелению, то это не значит, что мы получим качество воды, соответствующее нормативам. Как можно вести переговоры при таком искусственном разделении одной проблемы? Все это произошло, несмотря на возражения казахстанских экспертов.
Еще отметим, что работают Совместная комиссия и рабочая группа экспертов. Казахстанские эксперты воюют не только с китайцами, но и со своими руководителями, среди которых были и агрономы, и экономисты, и лесники. Порой непонятно, кому труднее объяснить проблему – своим руководителям или китайцам. В последнее время наше руководство старается не давать слово экспертам в ходе переговоров, хотя сами не могут донести суть проблемы до противоположной стороны из-за непрофессионализма.
Очевидно, что руководитель комиссии должен понимать, что будет главным предметом обсуждения на заседаниях, соответственно, должен озадачивать экспертов заранее, а не в авральном порядке. А как это происходит? На китайской стороне для обеспечения работы комиссии и ее экспертов работает более 30 различных институтов. Работают весь год с соответствующим финансированием. У нас все иначе. Казахстанские эксперты как получат поручения от руководства комиссии и рабочей группы экспертов, начинают в авральном порядке выполнять те или иные задачи. Заметьте, все это делается в свободное от основной работы время при полном отсутствии планов исследований и финансирования! Нет у нас потенциала и по институтам, как у Китая. В Казахстане это только АО «Институт географии и водной безопасности» МОН РК и бывший Казахский НИИ гидрометеорологии бывшего МООС, который был переименован в КазНИИ мониторинга окружающей среды и климата (хотя мониторинг это не предмет научного исследования, а всего лишь инструмент для сбора данных), потом в КазНИИ экологии и климата и наконец – в Центр зеленой экономики. Все эти переименования не дали ничего, кроме потери высококвалифицированных кадров и, по сути, потери нормального научного института.
Как-то мне представился случай также наши переговоры с Россией сравнить с китайскими. Это были казахстанско-российские переговоры по трансграничным рекам, которые проходили в Алматы. Мне там было стыдно за наших начальников бассейновых инспекций, которые делали доклады за отчетный период. Они, будучи не водниками по специальности, уткнулись в свои доклады и читали их, ни разу не посмотрев на свои же презентации. Когда им задавали вопросы по их докладам, они нечленораздельно мычали. Большую радость доставил только доклад бывшей начальницы Торгай-Тобылской бассейновой инспекции Гулшат Оспанбековой, профессионала высочайшего уровня, но, к сожалению, она ушла на пенсию.
Понятно, что работа должна быть не такой, должна быть выстроена иначе, нужна последовательная комплексная деятельность с понятными задачами и финансами.
– Несколько лет назад в управлении по трансграничным рекам работали всего три человека – это, конечно, несравнимо со штатами структур по экономическим и прочим вопросам. Это и сейчас так? Почему так мало ресурсов на таком важном направлении? Как в принципе обстоят дела с кадрами?
– Сейчас вопросом занимается Департамент трансграничных рек Министерства экологии, который не входит в состав Комитета по водным ресурсам. И этот департамент очень малочисленный.
Вопрос кадров тоже злободневный. Раньше для этой отрасли экономики готовили высококвалифицированных инженеров-гидрологов и инженеров-гидротехников, инженеров-гидрогеологов. И эти специальности относились к техническим. В Казахстане этих специалистов выпускали: КазГУ им. С. Кирова (ныне КазНУ им. аль-Фараби), Жамбылский гидромелиоративно-строительный институт (ныне ТарГу им. М. Дулати) и Казахский политехнический институт (ныне КазНИТУ им. К. Сатпаева).
После того, как Казахстан присоединился к Болонской конвенции, у нас масса вузов начала выпускать бакалавров и магистров по специальности «Водные ресурсы и водопользование». При этом пересмотр учебных программ инженеров-водников привел к тому, что из технических специалистов сделали гуманитариев. Теперь они абсолютно непригодны для научных и проектных работ в области водного хозяйства. Дожили! Нам необходимо вернуть инженеров-водников с корректировкой их былых учебных программ обучения в соответствии с современными вызовами. Если не сделать этого, дальше идти просто некуда!
Наводнения – руковотворная проблема
– Периодически вижу заметки или записи в соцсетях с жалобами на обмеление рек, сокращение воды в водохранилищах и т.д. И объяснения о том, что это результат маловодности последних двух лет. Дело действительно в этом и все придет в норму или есть еще какие-то причины?
– Этот вопрос связан с другим – с вопросом весеннего половодья, потому что для нашего типа рек, которые относятся к Центрально-азиатскому типу питания, половодья и паводки играют огромную роль. А мы стараемся их задержать в чащах водохранилищ. Не забывайте, раньше обмеление рек и падение уровней озер было связано только с наступлением маловодного периода. Сейчас к маловодности лет присоединился и антропогенный фактор. Для Казахстана, который находится в низовьях всех трансграничных рек (за исключением рек с Россией) теперь часто будет наступать маловодье за счет антропогенного факторов сопредельных государств.
Давайте посмотрим, что у нас происходит. При размещении поселков или производств или чего-то еще вблизи рек мы ориентируется на Водный кодекса и Правила установления водоохранных зон и полос. Если разобраться, что эти нормативные документы мало чем отличаются от своих аналогов советского времени. По ним водоохранная полоса берется в зависимости от уклона местности (поймы) относительно русла рек. А в классической гидрологии есть понятие «отметка высоких вод», то есть предел, до какого уровня поднималась вода. То есть ориентир идет на естественный исторический максимум уровня воды, а не на искусственно отмеренные метры водоохранной полосы. Наши предки даже в далекие времена не лезли своими юртами в зону затапливаемой поймы, потому что знали, что не сегодня-завтра их смоет вода. Мы, живущие в 21 веке и вооруженные знанием гидрологии, должны бы знать, что у природы есть свои законы. Но так ли это сегодня?
В советское время, вопреки законам сохранения природы, было жесткое регулирование стока и было гарантировано, что никакого затопления поймы в весенний период не будет. Вот с того времени и мы начали разрешать размещение производств, поселков и прочего в зоне затапливаемой поймы. Это порочная практика и она продолжается.
Как я уже сказал, для наших рек огромную роль играют весеннее половодье и паводки. При затоплении поймы и дельты весной идет процесс влагозарядки почв, промывка почв от солей. А самое главное – обеспечиваются условия нереста для фитофильных рыб и обеспечение биопродуктивности пойменных лугов и сенокосных угодий. Таким образом, сток весеннего половодья и паводков – это и есть экологический сток водотоков!
Что в итоге. Мы ежегодно боремся с проблемой, которую человечество создало искусственно. Водоохранная полоса должна быть установлена от уреза воды до места с отметкой высоких вод. И, пока в поймах рек будут оставаться производства, поселки или другие объекты, понятно, что они будут затапливаться и так называемые «наводнения» останутся для нас вечной головной болью. Природа намного умнее человека, ее не надо переделывать. Но, может быть, причина тут в другом. Может, кто-то просто заинтересован ежегодно «дербанить» резервный фонд Правительства.
– Недавно узнала, что вы еще три года назад получили золотую медаль от Организации экономического сотрудничества (ОЭС), став первым ученым в области охраны водных ресурсов из стран ОЭС. Расскажите, пожалуйста, о значении этой награды?
– Именная золотая медаль и премия «Eco Award 2017» за все время существования ОЭС были впервые вручены воднику. Эта медаль и премия вручаются за вклад в науку, в моем случае, как было сказано, «за выдающийся вклад в науку охраны водных ресурсов». Награду мне вручил премьер-министр Пакистана Наваз Шариф на 13 саммите глав государств ОЭС в марте 2017 года в столице Пакистана городе Исламабад. Штаб-квартира ОЭС находится в столице Ирана – Тегеране. Так что ваш покорный слуга – первый водник, вернее гидроэколог, удостоенный этой награды. Как было сказано при вручении организаторами саммита, это награда называется «азиатской нобелевской премией».
– У нас есть что-то подобное?
К великому сожалению, ничего подобного нет.
– Вы ставили все эти вопросы перед правительством, президентом?
— Ставил и направлял письма и в адрес Нурсултана Назарбаева, и в Совет безопасности РК и премьер-министру РК. Все это закончилось только аудиенцией у Бакытжана Сагинтаева. И как всегда, результатов нет!
– А сами вы не пытались пойти во власть, чтобы решить эти проблемы?
Нет! Никогда не думал ни о политической, ни о чиновничьей карьере. Мой покойный отец, биохимик по образованию, изначально привил у меня любовь к научной работе.
***
© ZONAkz, 2020г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.