Научный кретинизм, как главный признак официальной общественной науки Казахстана

Общественные науки Казахстана не только уместно, но и целесообразно разделить на официальные и неофициальные. Под официальными здесь понимаются те общественные науки, которые находятся на том или ином содержании властей, а следовательно, под их влиянием. Остальные казахстанские общественные науки мы относим к неофициальным. Целью настоящей статьи является анализ некоторых основных проблем в жизни официальных общественных наук Казахстана.



О сегодняшнем уровне и сущности официальных общественных наук Казахстана, а также тенденции их развития можно судить по уровню развития общественного сознания как в целом, так и по конкретным направлениям. Особенно в религиозном, национальном и историческом аспектах.



Так, в сегодняшнем Казахстане официальная общественная наука к критике религии еще и не думала приступать, что говорит о ее реальной степени отсталости. Более того, попав в услужение сегодняшней казахстанской власти, официальные обществоведы вместе с этой же властью усердно втолковывают народу о необходимости религии, что свидетельствует о таком уровне деградации казахстанской официальной мысли, которая ниже уровня всякой рациональной критики, когда логические доводы уже бесполезны, а остается место только для негодования.



Действительно, рациональное отрицание религии давно уже заархивировано в истории цивилизованных стран, а в суверенном Казахстане происходит ее иррациональное утверждение. Официальные ученые мужи как будто бы позабыли напрочь, — для чего человеку его сознание? Позабыли, что сознание человека существует не для того, чтобы самому себя лишний раз оглуплять; не для того, чтобы повторять, — при отсутствии исторического времени на это повторение, — зады всемирной истории; а для того, чтобы пользоваться всемирно-историческими достижениями и на этом основании творить собственную историю.



Так, по заказу казахстанских властей официальные общественные науки пытаются научно легитимизировать ислам суннитского толка в качестве эдакой государственной религии со всем его средневековым содержанием и одновременно придать цивилизованную форму отношениям казахстанского государства и общества к исламу. В политической же практике эта “цивилизованность” на деле не идет дальше взаимно торгашеских отношений, по принципу “рука руку моет”, когда власть на религию возлагает задачу по оболваниванию общественного сознания, контролю за этим сознанием и, при необходимости, своевременного информирования власти о состоянии этого сознания. В то же время ислам по-казахски, имеет возможность выторговывать у власти различные льготы, в том числе и финансово-экономические. На очереди – политические льготы.



В современных казахстанских официальных научных кругах речь, в частности, не идет даже о демократическом реформировании того же ислама, не говоря уже о критике религии вообще. Официальная общественная наука не видит того, что современная казахстанская власть, не успев народиться, в духовном отношении успела стать мертвее мертвых, не успев провозгласить рождение свободы духа, она успела ее похоронить; что казахстанский народ духовно только один раз был в сообществе со своим руководством, а именно, в день похорон свободы духа, который совпал как будто с неба упавшим суверенитетом для правителей и олигархов и по ошибке воспринятый народом как собственный суверенитет.



Вместе с тем, казахстанская власть с помощью официального обществоведения умело манипулирует общественным сознанием прежде всего при помощи того, что каждую очередную подлость сегодняшнего дня она оправдывает подлостью дня вчерашнего. С этой целью все настойчивее предпринимаются попытки переписать в искаженном виде не только отдаленную, но и новейшую казахстанскую историю. Особенно показательна в этом отношении попытка использования такого видного политического трупа действительности как бывшего первого президента СССР Михаила Горбачева, который явно небескорыстно во время своего недавнего визита в Казахстан преднамеренно занялся очернительством Динмухаммеда Кунаева и отбеливанием Нурсултана Назарбаева в связи с декабрьскими событиями 1986 года.



Иезуитская подлость существующих казахстанских порядков заключается в том, что казахстанская власть содержательной отсталости своего правления пытается придать формальный лоск европейской цивилизованности, и она каждый раз, когда отрезает очередной политический или финансовый кусок из тела народа и кладет его в свой карман, — как, например, это происходит при ее неоднократном финансовом жульничании с денежными вкладами казахстанцев, что приводит к их обесцениванию, или занимаясь политическим жульничанием, что особенно наглядно проявилось в 1999 году в ходе президентских и парламентских выборов, а затем в ходе политической амнистии награбленного капитала (вот вам органическая взаимосвязь политики и экономики!) — иезуитски клянется своей приверженностью к цивилизованности, к стандартам ООН, ОБСЕ и т. п., подобно тому, как преступник-рецидивист привычно клянется всеми святыми для доказательства своей непричастности к преступлению, даже если его, как говорится, “застукали” на месте преступления.



В сегодняшнем Казахстане власть, снова же не без помощи услужливых обществоведов, сумела раздробить общество на множество противостоящих друг другу социально-политических групп, особенно в этническом и религиозном отношениях, что позволяет ей обращаться с ними, как с существами, живущими лишь по милости этой власти. Власть подает это свое властвование как величайшую милость, почти как милость неба и поэтому она так сильно заинтересована в наукообразном и религиозном обосновании своих позиций. Но к сожалению для Казахстана, ее завтрашний день в рассматриваемом аспекте всемирной историей пройден давно. В этой связи существующие и скрыто планируемые казахстанские автократические порядки находятся ниже и, вследствие этого, вне всякой рациональной философской критики, но они тем не менее продолжают оставаться объектом политической критики, подобно тому как тот же убийца-маньяк Чикотилло находится ниже и вне всякой нравственной критики, но тем не менее он продолжает оставаться объектом судебной критики и в конечном счете – объектом палача.



Но если существующие казахстанские порядки определенно находятся ниже уровня научной критики, то официальное обществоведение с одной стороны должно быть подвергнуто самой суровой философской критике, а с другой стороны, она также как и власть находится ниже уровня этой критики – потому, что она находится в положении служанки этой власти.




О содержательной приверженности казахстанской общественной науки к старому, то есть исторически отсталому и одновременно поверхностной и формальной имитации ее приверженности к новому свидетельствует ее отношение к демократическому опыту цивилизованных стран.



Так, на заре суверенного развития страны казахстанская общественная наука нередко обращала внимание на фактический опыт передовых цивилизованных стран. Но очень скоро обнаружила непродуктивность подобной примитивной эмпирической методологии, так как невозможно осуществить повторение чужого опыта.



В последующем казахстанское обществоведение попыталось приспособить к Казахстану методический опыт Запада, то есть попыталось примерить к казахстанской действительности западные юридические, политические, экономические и другие модели. Но жизнь показала, что для казахстанской действительности не подходят, образно говоря, не только западная одежда, но и западные лекала.



Таким образом сегодняшнее казахстанское официальное обществоведение на основании того, что невозможно непосредственное перенимание фактического и методического опыта, пытается представить дело так, что демократическая модель развития для казахстанских условий либо вовсе неприменима, либо применима только после ее существенной деформации. А то, что возможно и необходимо теоретически подняться до методологического и мировоззренческого уровня анализа, например, того же американского демократического опыта и уже затем пытаться применить это к казахстанским условиям, то о существовании этой возможности и необходимости казахстанская общественная наука либо не подозревает в силу местечковой ограниченности своего миропонимания и мироощущения, либо сознательно игнорирует эту возможность, так как последствия реализации этой возможности с необходимостью будут противоречить цели казахстанских властей, а следовательно и цели официальной общественной науки по обоснованию дальнейшего укрепления автократии, пусть даже при том, что этот процесс будет сопровождаться научным кретинизмом.



Может показаться, что сказанное выше является излишне резким выражением, но для определения сегодняшнего состояния казахстанской официальной общественной науки понятие “кризис” было бы излишне мягким и одновременно неточным выражением. Кризис означал бы по крайней мере не только неудовлетворительное состояние, но и как бы нарождающее преодоление этого состояния. Мы же имеем в действительности запрограммированное властью движение общественной науки в никуда. А все потому, что так называемую высшую научную истину диктует власть. И она же подкармливает официальную общественную науку и вместе с ней соответствующих ученых, как старых, так и молодых. А официальная общественная наука в свою очередь научно освящает и пытается обосновывать самые дикие пожелания властей. За примерами не надо ходить далеко: это и государственная программа развития языка, где “высшим” достижением научной мысли является упор на карательные меры, это и недавно подготовленные поправки в закон о религиях и религиозных объединениях, которые иначе как проявлением научного и политического кретинизма назвать нельзя. Официальному обществоведению теперь осталось только вовремя поспеть по научному обеспечению желания властей превратить действующую автократическую власть в абсолютную власть.



В связи с проблемой научной преемственности с горечью приходится констатировать, что тут наблюдается не столько научная преемственность, сколько преемственность в так называемой политической преданности, которая неминуемо оборачивается предательством по отношению к научной истине. И это вовсе не так уж безобидно, так как историческая практика с неопровержимостью свидетельствует о том, что если власть и вместе с ней официальная общественная наука игнорируют истину, то в результате этого их обоих игнорирует действительность.



Таким образом диагноз официальной казахстанской общественной науке поставлен – это научный кретинизм. В обозримом будущем ее излечение от этой болезни невозможно, так как для этого необходимо лечить саму власть, или, как говорят французы, необходимо “лечить голову власти от перхоти”. Но пока в казахстанском обществе, в отличие от французского, в обозримом будущем не предвидится появления эффективного средства для “лечения перхоти властных голов”. Наоборот, в последнее время мы все чаще наблюдаем признаки того, что под прямым и непосредственным натаскиванием и натравливанием казахстанских властей официальная общественная наука переживает некоторое перерождение из состояния тихого научного кретинизма в состояние буйного научного бешенства.



В связи с последним не кажется удивительным то, что уже сегодня, по прямому наущению властей в официальной казахстанской науке по существу раздаются призывы надеть на неофициальных обществоведов своего рода отличительные желтые нагрудные значки или нарукавные повязки, чтобы можно было на расстоянии видеть “врагов народа”. В свете сказанного вышеприведенные определения состояния и сущности казахстанской общественной науки могут показаться даже излишне мягкими и дипломатичными…



P. S.


Респектабельные официальные научные господа, естественно, не только будут возмущены излишне популярными рассуждениями на научные темы, но и могут попытаться представить их как нечто ничего в научном отношении не значащее, точнее, ничего не значащее для определения состояния официальных общественных наук. В этой связи представляется уместным заявить, что главной бедой для всей официозной общественной мысли, в том числе и научной, является ее де-философизация. Но давно известно, что тот кто игнорирует философию, того игнорирует жизнь.



Но как отдельный человек, так и общественное образование не могут жить без философии, даже если они ее отрицают. При этом их философией является отрицание философии. Этот процесс естественным образом, как правило вырождается в появление примитивной философии, а точнее, в примитивное философствование. Как раз это мы и наблюдаем в официальной общественной среде, когда высшая власть пытается представить себя не только величайшим экономистом и политиком, но и высшим духовным отцом. При этом ей вовсе невдомек, что местечковая закваска ее сознания и дальнейшие партийно-номенклатурные и автократические деформации этого сознания противоречат самой сути процесса формирования глубокого философского мышления. Но как бы там ни было, с подачи высшей казахстанской власти и с услужливого “научного” обеспечения этого соответствующими обществоведами, в сегодняшнем Казахстане имеет место агрессивная попытка утверждения субъективно-идеалистического мировоззрения, доходящего до солипсизма, когда взгляды только одного лица признаются в качестве всеобщей и всеблагой истины. При этом главной методологией утверждения этого мировоззрения является эклектика в самых примитивных и грубых ее формах, по сравнению с которыми термины метафизика и антидиалектика кажутся слишком высокими. И эта политико-мировоззренческая мешанина имеет своим агрессивно-тупым результатом этнический фетишизм. Но уже сегодня предпринимаются серьезные попытки трансформировать последнее в этническо-клерикальный фетишизм. Косвенные подтверждения тому лежат в политике – в майских кадровых перестановках на властном Олимпе, когда тех же Алтынбека Сарсенбаева или Мухтара Кул-Мухаммеда можно уже сегодня поставить на должность главного муфтия страны, а Дербисалиева – за его уже проявленное рвение на его нынешнем посту можно назначать хоть министром, — так называемой (и властью понимаемой), — культуры, информации и общественного согласия; хоть секретарем Совета, — так называемой и соответственно понимаемой, — безопасности. Как бы там ни было, в казахстанском официальном сознании, в том числе и научном идет процесс, сходный с процессом талибанизации афганского сознания, сходный по своему существу в том, что происходит движение вспять. Внешние различия при этом представляются вовсе несущественными.



Вот этот процесс талибанизации по-казахски общественного сознания, который организуется властями с помощью угодных им не только СМИ, но и соответствующих обществоведов, я и называю политическим и научным кретинизмом. Согласен, что это может по своей форме выглядеть грубо. Однако при этом твердо уверен в том, что по своему существу это выражение является выражением правильного диагноза, по крайней мере состояния казахстанских официальных общественных наук.