Я не считаю себя большим поклонником Лермонтовского театра, и, случается, покидаю спектакль в антракте. Чаще всего это происходит, когда представление даёт московская антреприза, то есть известные артисты позволяют поглазеть на себя за деньги, играя при этом вполсилы и в полслова, не утруждаясь.
По-настоящему шумной, яркой премьеры, на мой взгляд, в театре не было давно – вдруг она случилась. И это «Горе от ума». Я прозевал первый спектакль, который состоялся перед каникулами, но попал на второй и убедился: он стал главным театральным событием текущего года. И счёл необходимым встретиться с помощником Художественного руководителя театра по литературной части (раньше должность эта называлась завлит) Алексеем Гостевым, которого знаю давно, считаю его великолепным стилистом, человеком изысканно тонкой душевной организации, глубоко и по-своему мыслящим. Но меня беспокоил вопрос – как уживаются эти качества с должностью, в названии которой есть отзвуки таких тяжелых слов как «замполит», «главлит» или даже, простите, «палеолит». И я задал этот вопрос. Гостев ответил так:
— Раньше, в эпоху, близкую к «палеолиту», этого слова на театре не было. И человек, занимавшийся поиском пьес, назывался ужасным словом «драмотборщик». Он находился на самой низкой ступени в театральной иерархии. В советские времена завлит переместился на верхний уровень и был действительно кем-то вроде «замполита». Я ещё помню этих жрецов, при виде которых все в театре жались к стенкам и благоговейно трепетали. Кто есть завлит сейчас? Ну, не знаю. Надеюсь, это лоцман, помощник капитана, проводник по бескрайним просторам мировой драматурги…
— Алексей, вы участвовали в выборе комедии «Горе от ума» к постановке?
Ответ Алексея Гостева:
Меня эта режиссерская версия поразила полным отсутствием «хрестоматийного глянца» и каким-то дерзким сочетанием буффонады, клоунады, гротеска и трагикомедии. И всё это не просто соседствует в зрелище, а крепко спаяно между собою невидимыми, но прочными нитями. Спектакль начинается с какого-то ошеломительного танцевального пролога – он и сообщает ему неожиданно напряжённый ритм, который держится до самого финала. Ну, кто, скажите, не помнит, как начинается действо «бессмертной комедии»? Лиза сидит «на стрёме», а в спальне Софьи – Молчалин, холуй и «шестёрка» хозяина, и они там как бы разучивают ноты для дуэта флейты и фортепьяно. Режиссёр корректирует сдержанную манерность автора, и зритель видит в глубине сцены ряд кресел, развернутых к залу спинками, над которыми маячат четыре босые ступни, выписывающие затейливые антраша. На грани пошлости, но не пошлость: извините, Александр Сергеевич, но мы-то понимаем, чем они там занимаются, не обессудьте. Входит Фамусов в колпаке и шлафроке. У Грибоедова он «заигрывает» с Лизой, а на сцене мерзко и похотливо её лапает, и зритель сразу узнаёт игривого «агашку», который не прочь позабавиться с молоденькой служанкой. Только во время этого спектакля, я понял, как была эта комедия удалёна от вчерашнего читателя-зрителя полным несовпадением жизненных реалий. Что значит: «Шел в комнату, попал в другую»? Жилище советского человека и составлял одну-две комнаты, там невозможно было заблудиться! Но теперь-то мы знаем, как живут нынешние фамусовы, в особняках которых заблудиться и не наблудить при этом — мудрено. Мы уже всё знаем, про «олигархов», которые «грабительством богаты». Вот и встретились – «век нынешний и век минувший».
Ба! Знакомые все лица!
Ну и – чёрт побери — это уложило меня наповал: первая постановка «Горя от ума» состоялась в 1827 году, то есть 190 лет тому назад. Почти два века. Это было в Эривани, в театре офицерского собрания. В зале находился Грибоедов, это был первый и последний раз, когда он видел своё детище на сцене, через два года его разорвут в клочья в Персии. Кто только с тех пор не ставил эту комедию, кто только не играл Чацкого? Но кому пришло в голову предъявить зрителю главного героя в столь непрезентабельном виде? Вот он выползает из кулисы и ползёт, царапая ногтями доски авансцены, вот его буквально выкатывают в центр действа – то ли мертвецки пьяным, то ли насмерть обмороженным. Что за притча? А читайте текст, господа, там всё есть! Чуть позже он рассказывает Софье, что мчался к ней семьсот (!) вёрст кряду, не сомкнув глаз – это по тем-то дорогам? Да ещё и на «долгИх», а не на «своих» лошадях, добывая право проезда в буйных спорах со станционными смотрителями? А мы ведь даже не знаем, какое было время года? Спектакль подсказывает – конечно же, зима, любимое российское время. Там всегда зима. Но иногда случается оттепель.
Так. Баста. Пора назвать имя режиссера
Гульназ Балпеисова!
Родилась и выросла в Западном Казахстане. Училась в Москве у Римаса Владимировича Туминаса, художественного руководителя Вахтанговского театра. Там же и работает – сменным режиссёром. Чёрт! Почему самые лучшие, самые талантливые всегда уезжают? И я спросил у Алексея Гостева: Кто она? Что она? Какая она?
Ответ Алексея Гостева:
Вот она какая. А ей всего 27. По меркам нашего времени, в котором люди кое-как вызревают к сорока годам, ей, примерно, 17 лет. А какая хватка!
Спектакль, поставленный Гульназ Балпеисовой, изумляет насыщенностью не только драматургического, но и телесного свойства. Это как в хорошем клипе: ни один кадр не грешит пустотой, всё, что в нём находится – работает. В каждой мизансцене актёры, лишенные реплик, работают телом, жестами, мимикой, и всё это направлено в ядро фонтанирующего зрелища, где происходит главное. Поразительно. Нет центра и нет периферии, есть раскалённое тело спектакля, который то и дело взрывается протуберанцами, легко достигая галёрки своими пламенными языками. Что это? Какие-то новейшие технологии театрального дела? Послушаем ответ Алексея Гостева.
— Это был невероятный физический прессинг, другого слова не подберу. Не все актёры это выдержали. Репетиции превращались порой в изнурительные тренировки, где нужно было проявить выносливость, волю, обрести второе дыхание – в самом буквальном смысле этого слова.
— Я знаю, что вы показали этот спектакль зрителям Астаны. И что? И как?
Ответ Алексея Гостева:
Ну, допустим. Коллизия тоже не новая. Достаточно вспомнить Пушкина: «И перед младшею столицей померкла старая Москва, как перед новою царицей порфироносная вдова».
Но меня всё же занимает вопрос: случилось ли, что этот дерзкий, талантливый спектакль послужит стартом для новой траектории академического театра? Или это просто случайный взбрык, турбулентное беспокойство, которое сойдёт на нет, и лайнер продолжит своё плавание в привычном режиме скорости и высоты?
Ответ Алексея Гостева:
А напоследок я скажу. Всю жизнь не понимал, почему русский драматический театр в Казахстане носит имя Михаила Лермонтова. Почему? Не жил он здесь, не служил, даже не помер. Но только во время спектакля по комедии Грибоедова «Горе от ума» я что-то понял. Дело в том, что пространство подлинной культуры на глазах неумолимо сужается, как шагреневая кожа. Оно окружено суррогатами второсортного кино, третьесортного телевидения и ядовитыми эманациями социальных сетей, наполненными инфузориями с айфонами. Это поле, которое сегодня можно считать Малой землёй. И эту территорию следует оборонять с помощью настоящих военных. Один из них – поручик Тенгинского полка, лейб-гусар Михаил Лермонтов.
Убит Мартыновым на дуэли в Пятигорске? Ах, оставьте. Живее всех живых. В его полку теперь и Гульназ Балпеисова.
Гусар-девица!
***
© ZONAkz, 2017г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.