Уроки немецкого. Урок второй

***

Почти научное вступление. О, сколько оппозиций, чудных, необъяснимых, подчас непонятных, и таких естественных приготовила нам наша вторая природа – культура. При их помощи описывается производная многогранность человеческой жизни. Оппозиции родом из тех далеких темных веков, когда человек начал осознавать себя человеком и представил свое виденье мира двоичными системами, понимание которых было заложено глубоко в подсознание. Кажется, сам мозг, состоящий из двух полушарий, подсказал такое развитие поведенческих ситуаций, упрямо толкая мысль человека вперед. И куда не кинь, всюду клин бинарных оппозиций: жизнь, как известно, кончается смертью; ночь сменяет день; мужское отрицает женское; горячее станет холодным; сырое может свариться. Культура помогает снять напряжение третьими, но не лишними элементами, которые вырабатываются нормами поведения. Каждодневная бинарность, давая основу существующему, развивает все стороны человеческих взаимоотношений.

В основе любого мало-мальского, только что возникшего на заре человечества сообщества, лежала оппозиция “свой — чужой”. Именно она регулировала отношения с другими, давая понять, что ты человек своего племени, а другой – чужой, другой с тобой крови. И поэтому человек первобытного склада не мучался угрызениями совести, если по его вине пострадал, а то вообще уходил в мир иной человек, не принадлежавший к его роду-племени, – чужак. “Я — человек” — осознание этого утверждения “выварилось” в котле тысячелетий из этой оппозиции.

Чужого при помощи обрядов или еще каких-либо действий можно обратить в своего, или, наоборот, убрать. Вариантов много. Оппозиция решалась разными способами — мирными и немирными. И хрупкий мостик между своими и чужими выстраивался практикой общения.

Чем сердце успокоится

14.05.2024 08:301940

“Пролетарии всех стран, соединяйтесь!” – тоже, кстати, способ снятия оппозиции. А Варфоломеевская ночь предложила свой ход решения напряжения между своими и чужими убеждениями. Словом, хотим мы этого или не хотим, подсознательно и сознательно мы постоянно сталкиваемся с бессмертием и жизнеспособностью этой оппозиции. Ментальное состояние культуры задумало ее извечность.

И кто как не мигранты – кочевники судьбы и обстоятельств — бесконечно сталкиваются с позициями этой оппозиции “свой — чужой”. Проблемы ее бинарности им приходится решать быстро, желательно в пользу той и другой частей двоичной системы. И у каждой свои секреты, свой опыт. Плачевный вопрос, который из песни не выкинешь – “А почему аборигены съели Кука? Молчит наука” – неуместен. Жизнь приказала жить.

Краткая информация к размышлению. Исторически сложившая ситуация многократно помещала немцев-колонистов в различные этнокультурные среды. Им приходилось жить постоянно с представителями других национальностей. Начиная с XVII века немецкое “свое” уживалось рядом с “чужим”.

Прав, сто раз прав белорусский философ Георгий Сковорода, утверждавший, что любить человечество легче, чем любить соседа. Человечества – его много. А сосед – он один. Пожалуй, российским немцам удавалось пластично устанавливать контакт со своими обретенными соседями и самим становиться желанными соседями. Иначе не было бы тех богатых и экономически процветающих колоний, где в принципе понятия бедности не существовало в ее нищем облике. Fleis bringt Brot, Faulheit Not – прилежание приносит хлеб, лень — нужду. И здесь не только умение трудиться, а умение гармонически существовать с другим этносом. Раскачивая весы оппозиции “свой — чужой”, труд способствовал мирному решению проблемы совместного проживания на переселенческой “жилплощади”.

Миграционный круг. Краткий экскурс. Собственно говоря, сама по себе история немецких колоний в России начинается с момента их основания на Волге в 1764-74 гг. Волга, хоть и поется в песне, “русская река”, но именно она явилась границей между кочевым и земледельческим мирами, а ее берега населяли народы не только славянского, а, прежде всего, тюркского, финно-угорского происхождения. И немцы-переселенцы органически вписались в многонациональную береговую линию великой реки. Только в эти годы между Саратовом и Камышином было организовано более 100 колоний.

А с присоединением к России причерноморских степей и Крыма возникла проблема их заселения. Соседями неуживчивых, столь донимавших князя Потемкина крымских татар, стали немцы. А при правлении Александра I в 1803-23 гг. образовано более 150 новых поселений на юге Украине, в Бессарабии и Крыму. Тогда же возникают колонии в Закавказье (Грузии и Азербайджане). Откуда же были пришельцы, которые не с мечом, а с оралом пришли в провинции империи? В Россию переселялись преимущественно колонисты из юго-западных земель Германии (Вюртемберга и Бадена, Пфальца и Гессена).

Из семейных хроник Альберта Рау. Вследствие войн в Германии, ее перенаселенности предки моего отца Пауля Эдуардовича Рау в 1763 году выехали по Баренцеву морю в Санкт-Петербургскую губернию, где они зимовали, затем вниз по Волге прибыли в Астрахань, где на реке Караман высадились в горах. Они поселились на правой стороне Волги в поселке Старая Добренька, где условия проживания были очень плохие. Первым из переселенцев рода Рау был Иоганес Иоганес Рау. Он приехал в Поволжье молодым человеком, позднее переехал на левое побережье Волги, там он вместе с семьей поселился в нынешней Волгоградской области, где и родился мой отец, П.Э.Рау, а именно в поместье Раугрупп.

Миграционный круг. Краткий экскурс. А в конце XVIII века в район Самары переселяются меннониты из Пруссии. В самоназвании “меннониты” исторически слилось два понятия: религиозное и этническое. Имея нидерландское происхождение, представители анабаптисткой общины, последователи Менно Симонса, из-за гонений в XVI веке поселяются в Пруссии. Льготы и привилегии, предоставляемые иностранным колонистам манифестом Екатерины II, в числе которых были свобода вероисповедания, предоставление права самоуправления и больших земельных наделов как нельзя больше устраивали меннонитских переселенцев. А поскольку за всеми выходцами из Германии в русскоязычной среде закреплялось название “немцы” (думаю, что нет надобности писать о происхождении этого слова, ясно итак), то и меннониты вошли в общую когорту этого определения, хотя сами себя так они практически не называли. Даже при некоторой онемеченности, которая произошла с ними во время проживания в Пруссии, меннониты сохранили нидерландские элементы в разговорном языке.

В начале XIX века под Одессу поселяются немцы из Польши. А параллельно с XVIII века шло заселение Закарпатья швабами и франконцами, позднее австрийцами.

Информация к размышлению. Одна характерная черта – колонисты жили достаточно оторвано от мест, из которых переселились. В отличие от немцев Польши, Венгрии российские немцы не контактировали в течение двух столетий с Германией. Причина кроется в истории самой Германии, состоявшей из множеств княжеств в момент переселения (около 300). К этому времени не произошло создания единого государства, а также единого национального самоназвания и языка. Кстати, отсюда немцы-переселенцы называли себя “дойчен” (Deutschen), а жителей Германии “германцами” (Deutschlander). И эта замкнутость, изолированность помогли сохранить общинный характер взаимоотношений, лишенный ярко выраженной социальной индивидуальности, которая часто сопровождается агрессией по отношению к другим. Эта традиционность, имеющая “племенной”, областной окрас, обращала в обоюдную пользу злостность оппозиции “свой — чужой”. И, конечно же, свобода от крепостного права и масса привилегий для иностранных переселенцев, плюс пресловутое немецкое трудолюбие превратили колонии в процветающие центры. Brot Kostet Schweis – хлеб стоит пота.

Миграционный круг. Краткий экскурс. С 1890-х годов и особенно с начала XX века начинается массовое переселение из старых колоний с Волги и Причерноморья, с Волыни на Южный Урал, в Казахстан, на Алтай и в Сибирь. В начале XX века неутомимые немецкие колонисты появились и в Средней Азии.

Первые суровые репрессивные меры российские немцы почувствовали на себе только во время Первой мировой войны, включившие в себя ограничение имущественных прав и употребление родного языка. Многие тысячи были выселены из прифронтовых зон. Но после Октябрьской революции в октябре 1918г. была создана Трудовая Коммуна немцев Поволжья, преобразованная в 1924 году в Автономную республику немцев Поволжья.

Вряд ли ошибусь, сказав о том, что “встреча” со своей исторической родиной, после 200-летнего, почти изолированного существования, началась у российских немцев в 1939-1941 гг. Колесо миграций покатилось в обратную сторону, в сторону уже ставшей единым государством Германии. Немцы из Прибалтики, Украины и Бессарабии переселяются на “землю предков”. А затем с временно оккупированных СССР земель немцы были вывезены гитлеровцами в Германию. И печально знаменитый Указ Президиума Верховного Совета “о депортации немцев” столкнул колесо миграций в репрессивную колею. Общее число депортированных немцев составило примерно около 700-800 тыс. человек.

Информация к размышлению. Так было положено историей. Так она распорядилась, ее поступки ведомы только ей. Она заворачивает лихо свои сюжеты. И сюжет истории российских немцев определился их постоянным соседством с другими этносами. Исторические свидетельства не упоминают о столкновениях немецких колонистов с местным населением. Земли, как правило, занимали пустующие, умели контактировать, не навязывая своего и не хватая чужого, и бесконечно шлифовали механизм трудовой деятельности. Договор между “своими” и “чужими” посредством труда. Самодостаточность общинного мышления позволяла органично входить в природную среду, не разрушая ее. Преобразовательная способность культуры – поведенческая ценность немцев.

Менталитет трудно объяснить одним словом. Складывается он веками, потом еще веками реализуется и живет. Взглянув на круг миграций немцев в Российской империи, а потом в рамках СССР, выделяешь одну закономерность – изначальное соседство с представителями других этносов. При этом мирное соседство. Пожалуй, разгадка кроется в самом менталитете. Как много можно объяснить этим словом, со сложной дефиницией. Это характер-поведение. Сложенный из альфа, бета и гамма, взращенный на почве географической, исторической, психологической менталитет, как любовь, необъяснимый, но обязательно присутственный, ибо отличает один народ от другого, создавая почву для всякого рода диалогов культур. Немецкая ментальность, именно переселенческого образца, смогла обратить оппозицию “свой — чужой” в диалог. Может быть, это ментальное качество было выработано в этих долгих дорогах, в некоторой изоляции от “фатерлянда”, может быть… Но в любом случае суть оставалась неизменной — диалог устанавливался в свою пользу и в пользу соседа, чтобы всем было хорошо и уютно.

Из семейных хроник Лилии Лесковой-Кельм. Во время Великой Отечественной войны из этнических представителей Крыма немцы были первыми, кого насильственно депортировали. В деревне Бишуй Или жили вместе немцы и крымские татары. Так уж сложилось – полдеревни немецкой, полдеревни татарской. Вся жизнь проходила вместе, делили все пополам, как и полагается соседям. На праздники всегда обменивались подарками и вместе трапезничали. Kleine Geschenke erhalten die Freundschaft — маленький подарок поддерживает дружбу.

Беда первой пришла к немцам. Вещи надо было собрать в течение 24 часов. Дед почему-то стал брать сервиз, еще какое-то стекло, тряпки. Ему казалось, что это можно будет обменять в дороге на хлеб. Зашел сосед, старый татарин Мубин. Жители деревни почитали его за мудрость. И он сказал: “Фердинанд, не бери ничего. Оставь. Возьми муки, сколько можешь унести в мешках. Это спасет тебя и твою семью. Мы будем следующие за вами, вот посмотришь. Нам будет тяжелее”. Дед послушал соседа. Перед дорогой поплакали и простились. На следующее утро семья деда была увезена.

Всю последующую дорогу на место поселения мой дед благодарил в молитвах мудрого соседа Мубина. Во время коротких остановок на станциях он успевал заваривать крутым кипятком муку в котелке, в первую очередь кормил свою единственную маленькую дочь, а потом и других детей в вагоне.

И вдруг на одной из станций, выбежав за кипятком, мой дед услышал, как его окликнули из другого поезда. Он увидел за решеткой вагонного окна бледное, заросшее щетиной лицо своего соседа Мубина. Это были первые эшелоны с крымским татарами. Их везли, как скотину. Мубин протянул иссохшие руки к деду, прося дать что-нибудь поесть. Дед заварил муку, ту муку, которую он взял по совету своего старого друга. Заваренная мука была горячей, обжигала руки. И сколько времени стоял поезд, столько дед порциями клал ее порциями в протянутые руки. Ему удалось накормить друга и тех, кто был рядом с ним. Поезд тронулся, и они попрощались уже навсегда.

Поезда увезли по разным сторонам моего деда и его друга-соседа, который дал ему хороший совет — взять муки. Так выжил мой дед, Фердинанд Балько, который потом стал личным водителем академика Курчатова в южно-уральском городе Кыштыме. Так был спасена от голода моя мама. И может быть, благодаря этой муке появилась на свет я. Иногда, сквозь суету своих рабочих дней, я вспоминаю рассказ дедушки и молча благодарю соседа-татарина, мудрого Мубина.

Информация к размышлению. История распорядилась дальше. Потомки колонистов возвращаются на историческую родину, опять сталкиваясь с оппозицией “свой — чужой”. Решают ее. Иногда становятся чужими среди своих, вспоминая, когда они были своими среди чужих. И не знают, что и как лучше. Чужого не брали, свое приумножали. На все человечество чувств не хватало. А соседа уважали. Не важно, кем он был – русским, украинцем, татарином, грузином, казахом. Мир преобразовывали через труд, который спасал, приближая друг к другу.

***