Редакция публикует фрагменты из книги казахстанского бизнесмена Руслана Азимова и московского журналиста Виктора Шацких – «Политически некорректные диалоги на темы новейшей истории».
— Руслан, сейчас уже мало кто помнит, что в конце февраля — начале марта в Москве состоялся XXVII съезд Коммунистической партии Советского Союза. Там Горбачёв впервые заявил, что «мы вступаем в этап глубочайшей перестройки».
Страна слушала Михаила Сергеевича с большим почтением. При этом съезд прошёл достаточно рутинно. А вот на казахстанском XVI съезде, который состоялся вслед за московским, события развивались гораздо интересней. Помнишь?
– Смутно. Столько лет прошло. А что там было?
– Ну, как же. «Президент Академии Наук не является не только на заседания Совмина, но и на балансовые комиссии… Думаем, Димаш Ахмедович, что пора призвать его к порядку».
– О, конечно. Вспомнил. Это про кунаевского брата. Из выступления Назарбаева. Он был тогда премьер-министром и очень остро выступил. О кризисе экономики хорошо сказал, о злоупотреблениях, о личной нескромности и недисциплинированности руководителей. Речь встретили овацией, но после этого Назарбаева начали «прессовать».
– Да. Были организованы 53 жалобы и заявления. Искали компромат, давили морально. Бывший советник президента Ермухамет Ертысбаев в своей книге «Казахстан и Назарбаев: логика перемен» приводит воспоминания Владимира Ни, тогдашнего помощника Назарбаева. Вот прилетают они с шефом в командировку куда-то в областной центр, а премьера никто не встречает. И Нурсултан Абишевич сам несёт свои чемоданы и приговаривает: «ничего, Володя, терпи, всё равно наша возьмёт».
– Знал что говорил.
– В более широком контексте тогдашние события выглядели так. Горбачёв уже определённо решил, что Кунаева надо менять. Кунаев был тяжеловес в Политбюро, старый брежневский кадр. Он Михаила Сергеевича помнил ещё молодым и расторопным Мишей из Ставрополья, всесоюзной здравницы. Два-три таких тяжеловеса вполне могли бы, если б захотели, составить оппозицию молодому генсеку. Ну и возраст, конечно. Всё-таки 74 года Кунаеву. Хороший повод для отставки.
Кандидатов на пост казахстанского «ноль первого» было три:
Ауельбеков, в то время первый секретарь Кзыл-Ординского обкома. Он вроде учился где-то с Горбачёвым. На каких-то курсах. И был знаменит тем, что как Ленин ходил на субботники. Правда, не брёвна носил, а кирпичи клал. Больше, кажется, ничем не выделялся.
Камалиденов, секретарь ЦК по идеологии. Из комсомольцев, потом возглавлял КГБ. Умный и твёрдый мужик, но многие считали, что он перебарщивает с разоблачением «казахского национализма». Ещё до декабря-86, чтобы понравиться Москве, начал бороться с национализмом, и поэтому Камалиденова сильно недолюбливала местная интеллигенция.
И, наконец, Назарбаев. У него были самые предпочтительные шансы. По всем статьям. Острое и смелое выступление на съезде, наверное, должно было стать последним аккордом, после которого Москва обязательно примет решение о замене Кунаева Назарбаевым. Но что-то у них не получилось. Кунаев обиделся на критику и начал прессовать своего молодого да раннего премьера. А Горбачёв, похоже, недооценил огромный вес Кунаева в Политбюро, не смог «продавить» решение, которое уже пообещал Назабаеву. И тогда Михаил Сергеевич, как он это умеет, скромно отошёл в сторонку – мол, я здесь не при чём.
Так ли, иначе, но что-то помешало беспроблемной передаче власти в Казахстане. И вот, я думаю, что такая ситуация в известной степени спровоцировала и решение о назначении «ноль первым» иногороднего Колбина, и последовавшие за этим «декабрьские события».
А что ты молчишь всё время?
– Заслушался.
– У тебя в тот период тоже были большие проблемы. Так совпало.
– Да что ты сравниваешь. Хотя 86-й и правда был для меня тяжелым годом. Били нас крепко. Мои москвичи-однокурсники уехали домой. Оба…
– С чего там у вас началось? Я уже не помню.
– Формально – с жалоб. Несколько бывших работников спецхоза написали жалобы на Сайлыбая, директора. Мол – самоуправством занимается, злоупотребляет служебным положением.
Жалобам дали такой ход – как по рельсам. И понеслось. По сути, это всё была зависть районных и областных двоечников к отличнику, которому всё легко даётся и который легко относится к жизни. А Сайлыбая к тому времени уже назначили первым секретарём райкома в соседнюю область. Решения ещё не было, но все согласования состоялись. Он поехал смотреть район. Но с полдороги его вернули. И – комиссия за комиссией. В конце концов, ничего за нами не нашли, но крови выпили много.
– А ты как попал под раздачу?
– Ну, я же был правой рукой директора. И тоже считался вроде как баловнем судьбы. Ещё меня сразу невзлюбил новый первый секретарь обкома Мендыбаев. Он ездил по области, знакомился с народом, себя показывал. Приехал к нам, стал смотреть, где что… Мы стоим, как полагается, у кромки поля в сапогах, ждём. Подбегает Витька Марченко…
– Это бригадир был у тебя. Помню тёзку.
– Бригадир. Он говорит: «Руслан, там этот… Матерится…». Тут и сам Мендыбаев подходит. Я ему – «Ассолом алейкум!» Он даже не посмотрел на меня, сразу погнал в карьер: «Такие-сякие, .лядь, понаехали, кандидаты, развели тут опытные делянки, твою мать-перемать…».
Ему там что-то не понравилось на поле. Я стал объяснять, что это именно опытный участок, для экспериментов, а он снова – твою мать, да ты ещё со мной хочешь дискуссии разводить?!
Мендыбаев и так-то был волчара, а его ещё накрутили в районе. Напели про «умников», которые «на всех забили». Я это понимал, надо было сдержаться, но молодой же был, горячий. Я стал спорить. Второй секретарь райкома ввязался в разговор – я ему грубостью ответил. Он просто в бешенство пришёл, прокурора стал вызывать. А прокурор района был нормальный парень, он как-то увернулся в тот раз, но мне потом сказал: они тебя заодно с директором посадят.
И вот стали к нам ездить комиссии. Одно искали, другое, копали и копали. Что-то находили по мелочам. На одном поле было семь гектаров по бумагам, они измерили, оказалось восемь. Но зато на другом поле меньше оказалось. Кого-то директор уволил с нарушением КЗОТа. Ещё там чего-то. Нашли завышение объёмов работ на прокладке оросительной системы. Но это химичили мелиораторы, директор и агроном к теме отношения не имели.
Потом ко мне один деятель из комитета партийного контроля подкатывал. Говорит, ты парень молодой, тебе надо расти. Ты скажи только, когда спросим – дескать, у нас в области, как и в целом по стране, идут перемены, а тут такая мразь…
– В смысле?
– Ну, про директора.
– О.
– И я его в ответ на это предложение – послал. Полноформатно так, с большим чувством. Он говорит – ну ты и долбо.б.
В общем, уголовного дела не получилось, но по партийной линии всё ведь у них в руках. Ну и, значит, вызывают меня на бюро обкома партии, исключать из рядов КПСС. Но перед этим меня пригласил для разговора… не буду говорить кто. Один начальник. Тоже недавно назначенный. И спас.
– Большой хоть начальник?
– Для совхозного агронома очень большой. Спрашивает – как вести себя будешь на бюро?
Я говорю – мне терять нечего, я скажу, что предлагали вот такую подлость сделать. Он мне в ответ: не горячись. Что ты, блин, как пацан? Не горячись. Потом подумал так и спрашивает – тебе точно нужен этот партбилет?
– В те времена это было серьёзно.
– Да. Конец карьере. Ну и отец переживал. Я так и ответил. И он мне говорит: ты знаешь что – поезжай-ка ты куда-нибудь… Я говорю – куда? Он говорит – куда-нибудь. И здесь не появляйся. Через месяца полтора-два объявишься.
– Типа – спрячься?
– Ну да. Просто исчезни с глаз. Я и уехал. Пару месяцев побездельничал. И про меня подзабыли.
Потом я тихо устроился в областной агропромкомитет рядовым специалистом. Через три месяца стал ведущим специалистом, еще через три месяца главным специалистом, ещё через три – начальником отдела и опять через три – начальником управления…
Именно через каждые три месяца мы бухали, отмечая моё новое повышение. И «в благодарность» я принёс заявление Есимову и говорю – Ахметжан Смагулович, уйду я.
– Подожди. Он тогда уже работал председателем облагропрома?
– Да.
– И вы с ним, значит, всё рассчитали?
– Нет, конечно. Так сложилось. И мы с Есимовым давно уже друзья. Он мой старший друг.
А про меня тем временем опять вспомнили, хоть и не с такой уже, гм…страстью и долго ещё доставали… Александр Иванович, в частности…
— Это кто?
– Второй секретарь обкома тогда был… При Мендыбаеве. Как его…
– Щекота?
–Щекота.
— Надо же, и я всех помню. Лысый такой бровастый мужик. И он тебя, значит, щекотил?
– Щекотил. Говорит – «Слушай, почему ты такой… чудак? У тебя отец серьёзный уважаемый человек. Я, говорит, даже с любовью к тебе отношусь, но ты когда говоришь – говори, говори, но потом останавливайся!.. Ты знаешь, что такое партийный контроль? И он тебя проверяет, а ты его посылаешь?».
С тех пор я поумнел, того молодого и горячего агронома во мне всё меньше, меньше…
Ты понимаешь, Виктор, я что ещё хотел сказать… Ну да, отражалось всё это на нервах, но зла я в общем не держу… Вот на Мендыбаева только. И не за себя, а за Дырдина Олега Васильевича…
– Бывший первый секретарь Каскеленского райкома? Он умер в начале 90-х.
– Да. Мы были с ним близкими друзьями. И Мендыбаев его сожрал. Олег Васильевич до райкома работал в Алматы в институте и получил от института двухкомнатную квартиру. И не сдал её, когда назначили первым в сельский район. Ну и что? Это такая ерунда. Но историю раскопали, вытащили человека на бюро обкома, с позором выгнали с работы, ославили в прессе, исключили из партии. Они его сломали. Олег Васильевич некоторое время ещё работал у меня на бирже, но весь погасший был. И умер.
– Мендыбев потом ещё подрос по партийной линии, он стал вторым секретарём ЦК при Колбине. От других начальников его действительно отличала какая-то волчья кровожадность. Ему порвать человека было в удовольствие. Хорошо помню несколько историй на эту тему.
– Я немножко отыгрался чуть позже. С помощью московских журналистов. Был такой Александр Тихомиров, он вместе с Эдуардом Сагалаевым придумал и запустил первую еженедельную аналитическую передачу «Семь дней» на Центральном телевидении. И, значит, ему нужны были острые материалы. Передача только-только начала выходить, и второй выпуск был посвящён нашей войне с Мендыбаевым. Там был мой текст…
Мне Саня Тихомиров очень помог. Он приезжал ко мне… Неделю жил… Ну, второго секретаря ЦК мочить… На весь СССР…
– Как-то эта история мимо меня прошла. Реакция была какая-то?
– На Исаака Дворкина был наезд… Исаак тогда работал собкором программы «Время». Однако мы отбились. Но это будет уже попозже.
– Возвращаясь в 86-й: одним из самых ярких свидетельств того, что капитан корабля под названием «СССР» и помощники капитана уже тогда не знали, «куда ж нам плыть», было принятие 15 мая 1986 года постановления Совета Министров «О мерах по усилению борьбы с нетрудовыми доходами», а 19 ноября – прямо противоречащего ему закона «Об индивидуальной трудовой деятельности».
Сначала строго запретили частный извоз и теплицы выше дозволенного размера. До пяти лет колонии за это можно было за них получить. А через шесть месяцев всё опять разрешили.
– Безусловно, такие вещи сильно подрывали авторитет руководства страны. Если уж ты взялся проводить какую-то линию, то проводи. Я хорошо помню тогдашнюю ситуацию. Горбачёв в течение первых месяцев действия «запретительного» постановления убедился, что в экономическом смысле это было вредное решение, а в административном – невыполнимое. Радовались только люмпены: мол, вот сейчас у соседа-частника отберут дачу или хотя бы сломают ему парники. А у работящего человека эти запреты вызывали возмущение. Тогда Михаил Сергеевич послушался прогрессивных помощников, которые ему советовали всё опять разрешить, даже больше, чем раньше – но при этом брать с частников деньги за лицензии и налоги. Однако из такой идеи тоже мало чего получилось. Он и антиалкогольную компанию так же проводил: шаг вперёд и два шага назад.
Правдивые истории
За что пострадал Непейпиво
Поначалу-то антиалкогольная кампания в СССР велась решительно и даже с перегибами. В первые два года, с 1985-го по 1987-й, от нее пострадало много народу. Одним из мучеников «сухого закона» стал редактор талдыкорганской областной газеты с необычной фамилией Непейпиво, толковый мужик, еще не старый и перспективный. Его направили учиться в Москву, в Академию общественных наук. Перед выпускниками этой академии открывалась ослепительная карьера. Однако редактор допустил серьезную оплошность: во время сессии с вечера «принял на грудь» с соседями по общежитию, а утром, по дороге на экзамен, опохмелился – выпил кружку пива.
В другое время всё бы, конечно, обошлось. Но – партия только что объявила беспощадную борьбу с пьянством. И кто, как не слушатели партийной Академии должны были показывать всему советскому народу пример воздержания? И где, как не в этой же Академии, должны были работать самые принципиальные преподаватели общественных наук?
Они именно там и работали. Один из преподавателей учуял запах и устроил скандал по полной программе. Редактора выгнали из академии и отправили домой, а там исключили из партии и уволили с работы. Сломали, в общем, всю биографию.
А ведь предупреждала его фамилия! Возможно, не в первом поколении предупреждала.
Говорят, что со временем жизнь у бывшего редактора Непейпиво всё-таки потихоньку наладилась.
Продолжение следует
***
© ZONAkz, 2019г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.