Иранский вояж – 3

Мемориальный комплекс Хомейни

Всех туристов, впервые попадающих в Тегеран, непременно везут в мемориальный комплекс Хомейни, расположенный в окрестностях города. Его строительство продолжается и по сей день. В будущем здесь откроют библиотеку, музей и медресе. Внутреннее помещение мавзолея представляет собой огромный зал размером с футбольное поле. Тело имама покоится внутри зеленого стеклянного куба. Внутрь никого не пускают. Но сквозь прозрачные стены можно увидеть две гробницы. В одной из них Хомейни, в другой — его младший сын. У имама было четверо детей. Старший сын трагически погиб в эмиграции, дочери живы и по сей день, причем одна из них руководит Ассоциацией иранских женщин. Следует отметить, что ни дочери, ни зятья аятоллы Хомейни не играли заметной роли в обществе. Имам в этом отношении был весьма щепетильным человеком. Вокруг гробниц огромные кучи денежных купюр — пожертвования паломников. Их специально не убирают, словно подчеркивая тленность этих ценностей. В мавзолее торжественная тишина. В дни религиозных праздников сюда приезжают члены правительства и устраиваются торжественные молитвы. Мавзолей Хомейни – место паломничества. Сюда приходят семьями, очень много детей. Вряд ли юные иранцы знают героическую биографию имама. Для них это, прежде всего, огромный дворец, где можно бегать, играть. Мне понравилось, что никто их не одергивает, не останавливает. В мавзолее отсутствуют привычные для нас атрибуты: вечный огонь и почетный караул. Здесь нет часовых и полицейских. Мы как будто оказались в гостях у имама. Полы, как в мечети, устланы коврами. На специальном столике потертые томики Корана. Люди здесь не только молятся, но и отдыхают. Рядом вижу несколько спящих паломников. Чуть поодаль, отдельно от мужчин, сидят женщины в черных хиджабах. О чем они думают? Сейчас, по прошествии времени, сожалею, что не смог поговорить с ними. Тогда, в те минуты, я испытывал растерянность. Суета и разговоры казались неуместными, я просто молча наблюдал.

Хомейни для иранцев — личность божественная. Невольно возникают ассоциации с Ататюрком в Турции и Лениным в Советском Союзе. Кстати, как Хомейни относился к культу личности? Поощрял, терпел или возражал? Иранские города изобилуют изображениями Хомейни, хотя согласно мусульманским преданиям, пророк Мухаммад порицал изображение человеческих лиц, и не допускал поклонения никому кроме Бога. Иран в чем-то повторяет историю советской страны, и это рождает противоречивые чувства. Да мы уничтожили один культ, но создали другой, более примитивный — культ наживы и потребительства. А еще я подумал, что если бы коммунистическая идеология вобрала в себя элементы религиозных учений, она оказалась бы куда более долговечной.

Мечети в Иране строят и содержат за счет пожертвований прихожан. В крупных городах имамов назначает Духовное управление, в селах их выбирает местное население. В своих проповедях имамы не должны отклоняться от государственной политики, поэтому особое внимание уделяют пятничной молитве, на которую собирается много людей. Если в обычные дни проповедь читают местные имамы, то для пятничной молитвы приезжают представители Духовного управления. Меня удивило, что государство не платит служителям мечети заработную плату, как это делают в Турции. Персонал содержится исключительно за счет пожертвований. Узнав, что имамам не положено и пенсионное обеспечение, я был обескуражен. Как же так?! Сможет ли духовное лицо в таких условиях добросовестно выполнять свою миссию? Ведь мысль о бедной старости будет довлеть над ним. Может быть, именно этот фактор является одной из главных причин коррупции духовенства.

Большим событием в Иране является пятничный полуденный намаз. Мечети в этот день переполнены. Мы с трудом пробираемся к месту молитвы. На входе служители мечети тщательно обыскивают незнакомых людей. Судя по всему, проблема терроризма здесь весьма актуальна. Молитва проходит под открытым небом, во дворе мечети. Впереди своеобразная сцена, на ней трибуна за которой имам читает проповедь. Кстати, в этом заключается одно из отличий шиитских мечетей. У суннитов для проповеди устанавливают специальную конструкцию, именуемую минбаром. Он имеет вид высокого трона, к которому ведет лестница с перилами и декоративным входом-порталом. Читая проповедь, имам опирается на деревянный посох. Говорят, что так делал пророк. Шииты посох не используют, утверждая, что Мухаммад подобного не делал. Спор этот извечен, и решить его практически невозможно. Обращаю внимание на пожилого человека с сумой через плечо. Он ходит по рядам, собирая пожертвования для мечети. Следом идет человек с ранцем за спиной. У него в руках пульвизатор, из которого он разбрызгивает воду, чтобы люди не страдали от жары. Сажусь в один ряд со всеми, и совершаю общий намаз.

Молитва мусульманина-шиита

Все как обычно. Тоже самое делают и в наших мечетях. Но есть и небольшая разница. Перед каждым молящимся на земле лежит маленький глиняный кружок. Иранцы называют его “мухр”. Его используют только шииты. Они считают, что в процессе молитвы человек должен непременно касаться лбом земли. Но так как в современных мечетях мусульманина и землю отделяет “слоеный пирог” из бетона, асфальта, деревянных полов и прочих покрытий, то задача “мухра” заключается в том, чтобы представить собой фрагмент настоящей земли. Мухр делают из любого естественного материала, который не употребляется в пищу; запрещается золото и серебро. Шииты утверждают, что таким образом молился сам Пророк Мухаммад. Во всем остальном молитва протекает как у суннитов. Впрочем, я поторопился с выводами. После окончания молитвы, человек за трибуной вдруг начинает яростно выкрикивать: “Смерть Америке! Смерть Израилю!”. И сотни людей на площади подхватывают эти слова. Ровно минуту длится это скандирование, после чего пятничная молитва считается законченной, и люди расходятся по домам.

Война Миров. Выборы Путина и выбор президента

20.03.2024 08:307328

Шираз — культурная столица Ирана. Даже в названии города можно почувствовать колорит древней истории. В Ширазе приходит на память казахстанский город Тараз. Пожалуй, созвучие городов не случайное, хотя они находятся за тысячу верст друг от друга. Шираз — родина великих персидских поэтов Хафиза и Саади, в его окрестностях находятся руины Персиполиса — столицы древних персидских царей.

Мавзолей Хафиза

Мы приехали к мавзолею Хафиза, когда уже смеркалось. Посетителей было много, но никакого шума и суеты. Люди подходили к гробнице, прикасались к ней, шептали молитвы и возлагали цветы. Запомнился молодой человек. Присев на корточки, он опустил голову на край надгробья, и долго сидел в скорбной позе. Глядя на трепетное отношение иранцев к Хафизу, я почувствовал, что это необыкновенная личность. Даже спустя семь столетий он вызывает в людях благоговение. Такое впечатление, что поэт умер только вчера. Люди разговаривают с ним, просят о помощи, делятся мыслями. Энергия Хафиза не иссякает, она бурлит как живительный источник, утоляя жажду человеческих душ. В те минуты я почувствовал, какое это великое блаженство прислониться к могильному холмику родного поэта! В Казахстане, нам порой так не хватает подобных святынь. Сколько можно почерпнуть здесь сил и энергии! Могила Хафиза словно духовный оазис. А я в те минуты думал об Абае. Когда-нибудь цивилизация достигнет такого уровня развития, и тогда люди начнут строить сверхскоростные магистрали не из экономических интересов, а, прежде всего, чтобы позволить людям “зарядиться” свои души у этих святынь. А пока мы оторваны от них и кочуем неприкаянно по бескрайним просторам степи.

Когда мы покидали мавзолей, к нам подошли два молодых поэта. Они часто приходят к Хафизу, чтобы почерпнуть вдохновение. Мы познакомились. Подарив на память книгу своих стихов, они также внезапно растворились во тьме. Может быть, это посланники великого Хафиза? — подумал я. В Иране поневоле становишься мистиком.

Разумеется, жизнь в таком поэтическом городе не могла не наложить отпечаток на характер его жителей. Самые теплые воспоминания об Иране у меня оставил именно Шираз. Нигде я не испытал столько теплоты и дружелюбия. Шираз – это страна в стране, совершенно иной микроклимат, взаимоотношение людей. Город буквально переполняет нежность. В первый же день приезда нас принял заместитель главы администрации Шираза господин Алипур, вице-президент Министерства торговли Ирана. Меня поразил демократизм этого человека. Несмотря на высокий статус, в нем было столько скромности и деликатности. Во время нашей встречи в кабинет заходили граждане. Он извинялся, торопливо вставал из-за стола, шел к ним навстречу, подписывал бумаги. Никакого высокомерия, снобизма. Сам интерьер кабинета отражал очень скромную деловую атмосферу. И тогда я подумал, как это не похоже на роскошные апартаменты наших чиновников, восседающих в своих креслах, словно самодержавные князья. После разговора господин Алипур пригласил нас пообедать в ресторан. Закончив с едой, мы продолжили разговор. Предстояла поездка в окрестности города, и мы уточняли маршрут передвижения. Затем вице-министр вдруг обратился к шоферу, сидевшему вместе с нами, о котором, казалось бы, все забыли. Он спросил, закончил ли тот трапезу, и можем ли мы продолжить путь. Только после утвердительного ответа, все встали из-за стола. В этом жесте было столько уважения, как будто он разговаривал не с личным шофером, а с премьер-министром дружественной страны. Даже мой переводчик, проживший в Иране четыре года, был поражен этой сценой. Я не думаю, что иранцы особые люди. Пожалуй, все чиновники мира будут вести себя точно так же, если, во-первых, — поверят в Бога; во-вторых, – будут избираться народом; а в-третьих, – если город наполнить поэзией.

Персиполис

Персиполис – останки древнего дворцового комплекса. Его строительство началось в 512 г. до н.э. и продолжалось 180 лет. На этот период приходится расцвет персидской империи. Древний город иранцы называют Тахт-е-Джамшид или Трон Джамшида, хотя легендарный царь Джамшид, правил страной в третьем тысячелетии до нашей эры, и не имел к городу никакого отношения. По описанию древних Персиполис был настолько прекрасен, что в воображении людей ассоциировал с периодом “золотого царства” Джамшида. Об этом царе упоминает древнеперсидский поэт Фирдоуси в эпосе “Шах-наме”. Будучи четвертым царем с начала сотворения человеческого рода, он правил страной семьсот лет и создал царство добра, в котором люди обрели бессмертие, забыли о болезнях и страданиях. Джамшиду принадлежит идея празднования Наурыза. Вот как она звучит эта история в изложении мусульманского ученого Аль Бируни, жившего в ХI веке.

“Иблис проклятый, уничтожил благодатные свойства пищи и питья, и тогда люди стали непрерывно пить и есть, но не могли насытиться. И остановил Иблис все ветра, так что деревья высохли, и мир едва не погиб. Тогда Джамшид по повелению и указанию Бога пошел на юг к обители дьявола, и находился там, пока не прекратил эту напасть; и вернулись к людям умеренность, благо от пищи и плодородие. Когда Джамшид возвратился в мир, он взошел словно Солнце, и разлился от него свет, ибо был он светозарен. И подивились люди восхождению двух Солнц. И зазеленело все то, что высохло, и сказали они: “Руз-и-нау”, “Новый день”.

Вот так появился праздник Нау–Руз. Позднее, основываясь на древних преданиях, Фирдоуси описал сказочный трон Джамшида, с которым сравнивали Персиполис. Кстати, сам он не видел этот город. Когда он писал свою поэму, возраст развалин насчитывал 1000 лет.

Итак, Персия во времена Персиполиса была великой и прекрасной. Ее владения простирались на востоке до самой Индии, на западе до Турции и Египта, на севере она включала земли нынешнего Узбекистана. Чтобы увековечить память о державе, царь Дарий решил воздвигнуть город, которому не было равных. Двести лет после этого просуществовала персидская империя. Столько же строился и Персиполис. Сегодня это музей под открытым небом, куда стекаются туристы со всего мира. Сюда приводят на экскурсию школьников и студентов. Кстати, для иранских граждан входные билеты в два раза дешевле, чем для иностранцев. Это можно понять. Ведь для них это не просто музей, а нечто большее. Здесь молодежь черпает свой патриотизм, здесь начинаются идеи величия иранской нации. Расцвет персидской империи приходится на доисламский период. Ни до, ни после этого Персия не достигала подобного могущества. Даже сегодня, будучи абсолютно мусульманской страной, она по-прежнему соотносит себя с той зороастрийской державой. Особая стать Ирана в мусульманском мире начинается здесь, в Персиполисе. Когда юным иранцам внушают, что они потомки великого народа, руины древнего города служат весьма красноречивым аргументом. Хорошо, когда у каждой нации есть такая, реально осязаемая, точка отсчета. Среди руин Персиполиса я почему-то вспомнил о Казахстане. Развалины чужой цивилизации позволяют лучше понять историю собственной страны. Наверное, каждому народу Бог определил подобные чистилища, стартовые площадки, откуда начинается возрождение нации. В Казахстане таким городом является Туркестан. Сегодня это заброшенный край, но уверен, что духовное возрождение страны начнется именно здесь. В Туркестане будут приниматься все судьбоносные решения страны, а президенты приводиться к присяге. У этого города великое будущее, ибо на нем лежит печать Аллаха. Что касается Персиполиса, то он не возродится. Может быть, потому что город символизировал собой языческий храм. С его гибелью завершается гигантский цикл развития персидской цивилизации. Бог огня Ахура-Мазда устроил на прощание грандиозный фейерверк и навсегда исчез в космической бездне. Историки считают, что великий город был уничтожен по приказу Александра Македонского. Откровенно говоря, это вызывает недоверие. Ведь, по утверждению современников, он намеревался обосноваться здесь надолго. Почти сто лет после его смерти страной правили его потомки. Говорят, что после гибели Персиполиса Александра долго терзало чувство вины. Когда поверженные персидские воины, желая снискать его благосклонность, принесли ему голову царя Дария, он пришел в ярость и приказал казнить их. А чуть позже взял в жены дочь погибшего персидского монарха. Трудно понять движения человеческой души сквозь толщу тысячелетий. Версий по поводу гибели Персиполиса много. Одна из них гласит, что город был уничтожен по прихоти Таис Афинской, любовницы Александра. После победы над персами император устроил во дворце грандиозное пиршество. Глубокой ночью, когда пьяное войско заснуло, Таис капризно приказала Александру поджечь шелковый ковер, устилавший пол дворца. Пьяный полководец великодушно бросил факел на ковер. Огонь перекинулся на стены, и охватил все здание.…За ночь город сгорел дотла. На утро потрясенный Александр велел обезглавить гетеру. По другой версии это была месть Александра за уничтоженные персами греческие города. Несколько веков к ряду персидские цари совершали на Грецию опустошительные нашествия. У греков накопилось столько досады, что они решили отплатить персам сполна! Хотя, как это ни странно, но следов пожарищ не видно. Они должны были остаться в виде копоти и обожженных камней. Это несоответствие отмечают даже местные гиды. Причем говорят они об этом виновато, словно оправдываясь.

Персиполис производит впечатление грандиозной незаконченной стройки. Трудно представит себе, как он умудрялся быть одновременно царским дворцом, где проводились пышные церемонии, и строительной площадкой. Повсюду груды камней, незаконченные строения. В этих развалинах я не видел гармонии. Отдельные фрагменты говорили о высоком искусстве древних мастеров, но они терялись в огромной массе пустой породы. Казалось, изначально в идее создания дворца было нечто абсурдное. Многие исследователи отмечают, что Персиполис не имел функционального назначения. Его единственной задачей было празднование Наурыза. Сюда стекались вассалы со всего света. Они пели гимны царю, приносили бесчисленные дары. Согласно свидетельству древнегреческого историка Плутарха, после завоевания города Александру Македонскому потребовалось 10 тыс. пар мулов и 5 тыс. верблюдов, чтобы вывезти богатства Персиполиса. Может быть, печальную судьбу города предопределили проклятия угнетенных народов. Столько усилий было вложено в строительство! И все обратилось в прах. Удивляет обилие разрушенных колонн, словно их намеренно валили на землю и тщательно дробили. Я не могу представить себе картину вандализма. Целая армия пьяных каменотесов должна трудиться денно и нощно, чтобы добиться подобного результата. Неужели это делали римские легионеры?! Гибель Персиполиса стала переломным моментом в истории державы. С тех пор меняется даже архитектурный стиль. Отныне строители отказываются от каменных колонн, и при возведении дворцов их изготавливают из деревянных фрагментов. От этого они приобретают весьма жалкий и убогий вид. В сооружениях персидских мастеров на многие века исчезают фантазия и монументальность. Как будто произошел духовный надлом. Возрождение начнется спустя 900 лет, и связано оно с приходом Ислама. Новая вера вдохнула жизнь в угасающую страну, пробудила вдохновение, и в небо вновь устремились грандиозные постройки. Стройные минареты и бирюзовые купола мечетей придали персидским городам величественную красоту. Среди руин Персиполиса почему-то приходят мысли о нынешних грандиозных стройках. От чего-то вспомнилась новая столица Казахстана… Как легко труд миллионов людей может обратиться в прах, даже если на протяжении десятилетий он волнует воображение! Хотя история знает и другие примеры. Уверен, что никому в голову не придет разрушить Тадж Махал, какой бы варвар не завоевал эту страну. Хотя при его строительстве жестокий монарх погубил сотни тысяч людей. Может быть, умирая, они благословляли храм. Их имена поглотила пучина забвения. Никто не помнит слез и страданий. Но Тадж Махал остался. А Персиполис разрушен. Хотя и он был по-своему прекрасен. Более того, как свидетельствуют древние летописи, великий город строили не рабы, а свободные люди. В архивах Персиполиса обнаружены таблички с указанием вознаграждений, выданных его строителям. Кто его знает, может быть, несколько штрихов не хватило, чтобы тронуть сердце завоевателя. Или у Македонского был извращенный вкус. Так или иначе, но участь город решилась печально.

Во время раскопок Персиполиса археологи нашли много табличек с клинописными текстами. Вот о чем поведала одна из них:

Вы представляете себе лицо монарха? Величественное, прекрасное, надменное. В этих строках закат державы, ее апофеоз. Империи похожи на людей. Упоение славой – начало конца. Как не раз бывало в истории, социальные катаклизмы часто совпадают с природными. Раньше Персиполис утопал в зелени, здесь били многочисленные источники. Потом они вдруг неожиданно пересохли, и жизнь покинула город. Сегодня Персиполис — выжженная солнцем пустыня. Над руинами города витает проклятие Аллаха.

Рассказывая о Персиполисе, иранские гиды с гордостью упоминают о первой декларации прав человека, которую сформулировал один из персидских царей. Вот как она звучит.

Откровенно говоря, трудно сопоставить этот документ с реалиями того времени. Ведь именно во времена Кира империя значительно расширила свои владения. Шли непрерывные завоевательские походы, предпринимались попытки захватить Грецию и другие страны. Покоренные народы исправно платили дань. И не дай бог во время не заплатить! Пени тогда не начисляли, а нерадивому наместнику сразу рубили голову. А иначе и быть не могло. В противном случае империя долго не протянула бы. Может быть, эта декларация была тайной мечтой монарха? Или политической уловкой? Неужели 2000 лет назад велись идеологические войны? Возможно, каменные таблички с декларацией забрасывали в стан врага, а потом терпеливо ждали, когда взбунтовавшийся народ откроет городские ворота. Позднее греки модернизируют идею и создадут “Троянского коня”. К сожалению, персидские диссиденты не оставили после себя никаких документов, и мы можем лишь строить догадки. Странная была империя… На склоне горы, у подножия которой расположен Персиполис, находится гробница последнего царя Ахеменидов Дария III, проигравшего войну македонскому царю. Здесь я услышал интересную легенду. Когда флот Александра Македонского причалил к персидскому берегу, император приказал сжечь свои корабли. Воины должны были покорить страну или погибнуть. Македонцы сражались с отчаяньем обреченных. Персидские солдаты были полной противоположностью. Сытые и холенные, в тяжелых золоченых доспехах они прекрасно гляделись на параде, но в бою с поджарыми македонцами были медлительны и неповоротливы. Пылкие воззвания царя Дария о том, что они сражаются за Родину, и отступать некуда, ибо позади Персиполис, волновали сердца, но не более того. Великая империя определенно погибала от ожирения. Это сейчас, в наше время, боевые действия можно вести, нажимая лишь на кнопки пусковых установок. А тогда надо было махать руками и ногами, работать в поте лице. Кому же этого хочется в жарком и влажном климате? Для этого надо быть очень бедным и злым человеком. Но в богатой державе таковых не бывает. С тех пор прошло почти 2000 лет, но человеческая природа не изменилась. Глядя на нынешние супердержавы, я почему-то вспоминаю древний Персиполис. Великие империи предусмотрительно уничтожают своих врагов на дальних подступах, прекрасно понимая, что для ближнего боя они безнадежно ослабели. И, тем не менее, падение гигантов неизбежно. По-видимому, в силу вступают законы социальной гравитации, когда масса “кроны” выходит за пределы разумного, а “корневая система” не в состоянии обеспечивать устойчивость. Но так как движение вспять невозможно, а рост системы неудержим, то катастрофа неминуема. История может повториться вплоть до мелочей. У меня перед глазами встает картина грандиозного сражения. Неприятельская флотилия входят в Гудзонский залив и начинается жесткая битва. Грохочут пушки, свистят пули. Бурные воды залива окрашиваются в алый цвет крови… А спустя 2000 лет потомки будут бродить среди развалин Манхеттена и восторгаться чудными барельефами на Капитолийском холме.

Духовный лидер Хаменеи

Иран — парламентская республика. Здесь присутствует институт Духовного Лидера — уникальный политический инструмент, которого не знала ни одна мусульманская страна. Это не монархия, ибо система не предполагает передачи власти по наследству. Но по своим полномочиям Духовный Лидер мало в чем уступает монарху. Можно сказать иначе: Духовный Лидер — это монарх, избираемый пожизненно. Избирают его своеобразно. В выборах участвует не все общество, а лишь узкий круг людей, так называемое “Собрание избранных”, в которое входят люди с высоким нравственным авторитетом. Невольно приходит на память советская партийная система, где выборы Генерального секретаря ЦК осуществляли члены Политбюро.

Первым Духовным Лидером Ирана был аятолла Хомейни. После его смерти власть перешла к Хаменеи. Несмотря на схожесть фамилий, никаких родственных связей между ними нет. Кстати, как происходил процесс передачи власти? Этот вопрос меня чрезвычайно интересовал. Здесь много неясного, загадочного. После смерти Хомейни оставил политико-религиозное завещание. В нем содержатся обращение к нации и духовенству, вооруженным силам, но ни слова не сказано о том, что представлялось, на мой взгляд, архиважным, — кто должен стать преемником Хомейни? В этой связи всплывает имя другого иранского лидера — аятоллы Монтозери. Говорят, что сам Хомейни прочил его на роль преемника, но этому не суждено было сбыться. Свет на эту загадочную историю могла бы пролить дочь покойного Хомейни, она сегодня руководит Ассоциацией иранских женщин. Но, к сожалению, встретиться с ней не удалось. Интригу усугубляет неожиданная смерть младшего сына Хомейни. Здесь тоже масса предположений…

Если говорить о формальных правах Духовного Лидера, то он не зависит ни от одной социально-экономической группировки и политической силы. Освободить его от должности может только Собрание избранных. Но сам механизм этой процедуры не ясен. Лидер Ирана не дает прямых указаний Президенту, правительству и парламенту. Они самостоятельны в своей деятельности. Но он вправе отменить решение любого института власти, если оно противоречит высшим духовным ценностям. По сути, права его безграничны. Именно Духовный Лидер решает вопросы объявления войны и мира. Он может отправить в отставку любого государственного чиновника, включая Президента. Духовный Лидер — главнокомандующий вооруженными силами. Ему подчиняются все средства массовой информации.

Президент — вторая высшая должность в стране. Он возглавляет правительство, и выбирается на 4 года путем общенациональных выборов. Несмотря на жесткую зависимость от парламента и духовного Лидера, он играет значительную роль в формировании внешней и внутренней политики страны.

Последние события в Иране подсказывают, что страна находится на пороге крупных политических реформ. Складывается впечатление, что руководство страны осознает необходимость пересмотра государственной идеологии, и возможно, в недрах общества идут поиски альтернативы. Многие политологи отмечают, что институт Духовного Лидера становится все более неэффективным. В первые годы революции, когда стояла задача мобилизовать страну, его существование было оправдано. Но сегодня миссия исчерпана. Предположение становится вероятным, если рассмотреть вопрос о следующем, третьем Духовном Лидере Ирана. Первый Лидер аятолла Хомейни, бесспорно, был яркой личностью. Второй духовный Лидер аятолла Хаменеи в своей харизме уступает ему. Его авторитет подкреплялся лишь участием в исламской революции, он ближайший соратник Хомейни, прошел тюрьмы, пытки. Словом, можно как-то согласиться. Но кто после него может претендовать на эту божественную роль?

Экс-президент Хатами

Может быть Хатами или Рафсанжани? Трудно представить их в этой ипостаси. А других ярких лидеров не видно. Все больше политиков признают, что иранское общество созрело, чтобы перейти к более совершенным механизмам управления. Есть основание полагать, что Хаменеи – это последний Духовный лидер Ирана. После его ухода страна примет новую Конституцию и полностью изменит структуру государственной власти. Насколько безболезненно пройдет этот процесс покажет время. Не исключено, что Иран пойдет по пути Китая. Там без лишних деклараций, публичных разоблачений стали постепенно отходить от старой идеологии. Ее не предали анафеме. О ней просто тихо забыли, но внешние атрибуты оставили, чтобы не травмировать людей. А высвободившуюся энергию общества направили в русло экономической активности. В Иране несколько иная ситуация. Священный Коран — не цитатник Мао, и вопрос об отказе от исламских ценностей не стоит. И все же стране как воздух нужна великая идея. Я думаю, что нынешняя ядерная доктрина Ирана в определенной степени призвана компенсировать этот дефицит, и в большей степени направлена на решение внутренних проблем, чем внешних. В обществе усиливается брожение. Консервативное духовенство противится реформам, и в этих условиях ядерная инициатива превратилась в национальную идею, призванную сплотить страну. В этом контексте большое значение Иран уделял идее панисламизма. Еще в 1977 году Реза-шах сделал первый шаг к консолидации и создал организацию ЭКО (Организация Экономической Кооперации), в которую вошли Пакистан и Турция. После исламской революции Иран отказывается от ЭКО и возрождает Всемирную ассоциацию по сближению исламских течений. У истоков этого движения стоял Египет еще в 1947 году. Но ассоциация не получила широкого признания. Тогда в 1992 году Иран вновь возвращается к ЭКО. Теперь в нее пригласили 7 новых государств — Азербайджан, Афганистан, Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан, но дальше благих намерений дело не пошло. В определенной степени виной тому стал Каспий. Море превратилось в яблоко раздора. Ситуацию усугубила ядерная программа Ирана. Не желая портить отношения с Соединенными Штатами, бывшие друзья начали потихоньку дистанцироваться от Ирана. Дружба дружбой, но национальные интересы превыше. Противоречия обострились после вторжения американских войск в Афганистан. ЕСО даже не осудила агрессию. Более того, Кыргызстан, Узбекистан и Пакистан представили американцам военные базы. Когда американцы напали на Ирак, то же самое сделала и Турция. Уверен, если подобное завтра случится с Ираном, сценарий повторится вплоть до мелочей. Воистину, от великой вражды до смешной дружбы — один шаг. Тем не менее, Иран не теряет надежды. Кстати, в 1998 году страна интегрировала “исламскую восьмерку”, в которую вошли Турция, Бангладеш, Пакистан, Египет, Индонезия, Малайзия, Нигерия и Иран. Здесь разногласий меньше, и есть надежда, что группа достигнет хороших результатов. А организация ЕСО, несмотря ни на что, существует и по сей день. В Тегеране мне довелось посетить ее офис и встретиться с руководством. Внутренний интерьер говорил о красивой мечте и больших планах. Я запомнил огромные флаги и среди них наш родной бирюзовый. В холле стояла скульптура мусульманина в полосатом халате и чалме. Это был настоящий самаркандский дехканин! Выполненный в натуральную величину, он был как живой и улыбался. В офисе работает 4 человека, и среди них я заметил красивую иранскую девушку. На ней был черный хиджаб с элегантным разрезом на бедре, джинсы с бахромой и кроссовки. Мягкие восточные манеры и хороший английский производили удивительное впечатление. Не часто приходится видеть подобный синтез восточной культуры и европейских манер. Мы покидали офис, и я пытался найти повод, чтобы задержаться подольше. Трудно в строгом пуританском Иране познакомиться с девушкой. Это грозило сорвать мою поездку и перечеркнуть дружеские отношения с иранцами. Мы сдержанно попрощались, ничем не выдавая эмоций, но этот волнующий образ еще долго будет всплывать в моей памяти.

Внешняя политика Ирана во многом обусловлена сложным геополитическим положением. На восточных границах находится Афганистан, откуда непрерывным потоком идут наркотики; на западе – Турция с военными базами НАТО; на юге – Персидский залив, начиненный американскими войсками; на севере — постсоветские республики, легко меняющие свои пристрастия и убеждения. Но камнем преткновения является, конечно же, Израиль. Из всех мусульманских стран именно Иран в этом вопросе проявляет самую непримиримую позицию. Хотя, казалось бы, ближневосточная проблема должна беспокоить тех, кто расположен в непосредственной близости от него: Египет, Сирию, Ливан, Иорданию, Саудовскую Аравию, Турцию. Может быть причина в особой приверженности Ирана исламским ценностям, ведь Иерусалим считается священным городом для мусульман. Здесь находится третья по значимости исламская святыня — мечеть “Аль Акса”. Согласно преданиям в ее стенах произошло чудесное вознесение Мухаммада на небеса, во время которого он предстал перед Богом. Сегодня мечеть находится на израильской территории, и доступ к ней ограничен. Отношения между Ираном и Израилем представляется парадоксальными, если рассмотреть их на фоне ирано-иракской войны, которая продолжалась девять лет, и унесла огромное число людей. После перемирия стороны немедленно восстановили дипломатические отношения и наладили сотрудничество. С Израилем Иран никогда не воевал. У них нет даже общих границ, но враждебные отношения сохраняются с первого дня возникновения еврейского государства. Выходит, что преступление против религиозных святынь Иран воспринимает острей, чем попрание национальных интересов и убийства миллионов людей. В этой связи на память приходит высказывание Хомейни: “Если ради ислама надо будет отдать Иран, я сделаю это не задумываясь!”. Признаться, эти слова пронзили меня как электрический разряд. Хомейни стал ближе… Можно по-разному относиться к Ирану и ее духовному вождю. Однако надо признать, что он никогда не руководствовался меркантильными интересами. В нем не было оголтелого национализма и доморощенного патриотизма. Здесь нечто большее, глобальное — культ Всевышнего Аллаха, перед которым обесценивается любая человеческая жизнь. Возможно, имам в чем-то заблуждался, — я не исключаю. Возможно, во мне говорят личные пристрастия, — я не отрицаю. И, тем не менее, у меня всегда вызывали восхищение люди, которые руководствуются мотивами, весьма отдаленными от животных инстинктов, — будь то страсть к обогащению или тщеславие, или забота о продолжении рода, племени, страны, или даже целого народа.

Внешняя политика Ирана сегодня вполне миролюбива. Никаких агрессивных происков, территориальных претензий к соседям. Время от времени Арабские Эмираты заявляют о своих правах на острова в Персидском заливе, но конфликт улаживают дипломатическими средствами. Самое главное, что я отметил для себя в Иране, – это отсутствие агрессивности в государственной идеологии. Здесь не культивируют идею возрождения Великой Персидской империи, превосходства иранской нации, элитарности шиитов в мусульманском мире. Не встретил я здесь реваншистов, фундаменталистов, националистов. И даже построение исламского халифата иранцев не вдохновляет, хотя идея всемирной исламской революции была когда-то весьма актуальной. Единственная проблема, которая не дает им покоя, – это Израиль. Здесь вопрос принципиальный. Хотя, надо признать, что антисемитизм в Иране отсутствует даже на бытовом уровне. Более того, в иранском парламенте для еврейской общины выделено одно место. У меня этот факт вызывает улыбку. Представляю себе, как выглядит одинокий еврейский депутат в бурной среде иранских политиков. Воображение рисует маленького робкого человека, тихо сидящего на последнем ряду. Ему дают подзатыльники все кому не лень, но он не обижается и улыбка не сходит с добродушного лица. Раз в год случается, что он напивается в стельку и начинает горланить еврейские песни прямо в зале заседания парламента. Грозные иранские полицейские вежливо выводят его из зала, отвозят домой и укладывает спать. А на следующий день об этом никто не вспоминает.

Если же говорить серьезно, то складывается впечатление, что ближневосточная проблема определяет практически всю внешнюю политику Ирана. Более того, из политико-религиозной плоскости она постепенно сползает в сферу этнической вражды, а это усложняет и без того запутанную проблему. В этой связи мне хотелось бы привести довод, который, на мой взгляд, представляется чрезвычайно важным. Многие мусульманские богословы, затрагивая историю отношений иудейского и мусульманского народов, часто и с удовольствием упоминают случай, когда еврейская женщина пыталась отравить Пророка Мухаммада. Но весьма неохотно вспоминают другой факт из его биографии — одна из жен Мухаммада по имени Мария Куптия была еврейкой. Дочь племенного вождя досталась мусульманскому войску в качестве военного трофея. Пророк мог сделать ее своей рабыней, наложницей или отдать воинам. Однако он вступил с ней в брак, желая установить прочный мир с враждебными еврейскими племенами. Конфликты с иудеями продолжались и далее, но Пророк всю жизнь относился к Марии с любовью и уважением. А теперь мысленно перенеситесь в нашу действительность и представьте на мгновение, что лидер Палестинской автономии (или король Саудовской Аравии) берет в жены дочь израильского премьера Ариэля Шарона в знак перемирия. У моих арабских и еврейских друзей подобные фантазии вызывают гомерический смех. Воистину, как далеко оторвались мы от истинной веры. А ведь ни в Коране, ни высказываниях Мухаммада не встретишь ни одной антисемитской реплики, ни одного оскорбительного выражения по отношению к той или иной нации.