Часть 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9.
Редакция с согласия автора публикует отдельные фрагменты книги Петра Своика «Фрагменты истории власти и оппозиции в Казахстане, нанизанные на собственную жизнь». Книга издана осенью 2017 года.
Из предисловия редактора издания Данияра Ашимбаева:
«…Петр Своик излагает свое видение собственной жизни и связанной с ней новейшей политической истории страны и, сколько угодно не соглашаясь с полученной картиной, ему нельзя отказать в праве это делать. Директор ТЭЦ, депутат Верховного Совета, член правительства – председатель Госкомитета по антимонопольной политике, политик-оппозиционер, член руководства с десяток различных партий и объединений, публицист и – наконец – мемуарист. Тут можно было бы написать, что «автор, мол, подводит черту под своей долгой политической жизнью», но складывается впечатление, что г-н Своик не собирается ни прощаться, ни уходить.
…
… В конце концов, можно спорить, каким Петр Владимирович был энергетиком, депутатом, министром, политиком, но в таланте публициста, исследователя, аналитика ему не откажешь. Как не откажешь и в праве высказывать со своей колокольни свое мнение, весьма занимательное, хотя и порой обидное.
Но книга получилась, на мой взгляд, очень интересная, содержательная, раскрывающая и личность Петра Своика, и некоторые события новейшей истории, и сам процесс развития демократии по-казахстански».
***
Был момент – чуть было не стал доктором экономических наук. Коля Радостовец – сам, конечно (весь в папу), доктор (защитился по соцсоревнованию, как, кстати, и Гульжан Карагусова) меня убедил, что все готово, надо только оформить. Действительно, я к тому времени издал книжку «Цена монополии», где мировой опыт и становление регулирования монополистов в Казахстане было изложено вполне на тот момент полно. Действительно, оформил я диссертацию, толстый такой том, как положено, связались с академиком Аманжолом Кошановым, он согласился стать научным руководителем. И если бы меня не сняли – так бы доктором экономических наук сейчас бы и числился.
А заодно уж вспомню. Диссертацию на степень кандидата технических наук я защитил, где положено – в Московском энергетическом институте, и у кого положено: научным руководителем был Дмитрий Павлович Елизаров (внучатый племянник Ленина), автор основного вузовского учебника СССР по энергетическим котлоагрегатам, а оппонентом Ефим Яковлевич Соколов – отец советской теплофикации. Он, кстати, единственный, кто диссертацию досконально прочитал. Дмитрий Павлович, как котельщик, в тему «Оптимизация схем включения сетевых подогревателей современных теплофикационных турбин» особо не вникал, правил только стиль. А Ефим Яковлевич (я его разыскал далеко под Москвой, в пансионате на Клязьме) вдруг потребовал у меня целый месяц на изучение, и вернул диссертацию, всю исчерканную красным, и прямо на тексте, и на обороте, едва ли не на всех листах. Оказывается, какаято часть записей предназначалась действительно мне, а по большей части он делал какие-то свои пометки, вычисления – разбередил я его ученую душу. Попал же я в аспирантуру МЭИ как бы мимоходом – был в Москве по ГИПовским делам, но не случайно. После школы я ездил в Москву поступать как раз в МЭИ, не добрал баллов и поступил в армию, потом заочно окончил Алма-Атинский энергетический, а тут как бы реванш. Меня взяли с удовольствием: аспирант-заочник, это не квотируется, ни на чье место на кафедре не претендую. И вот за три года, имея регулярные командировки в Москву (там наш головной ВНИПИЭнергопром, Минэнерго и Госплан) как ГИП, я регулярно же навещаю Дмитрия Павловича и сдаю в срок все положенное. Не нарушая график: кандидатские экзамены, сдача концепции, предзащита, защита – главное в такой научной работе.
Защитился, кстати, именно для себя – это мне сильно помогло и для знаний и самоощущений. Для работы же… ГИПу это ни к чему, скорее выглядишь белой вороной. Тем более, когда совершил следующий финт – перешел из проектировщиков в эксплуатацию. Впрочем, таких кульбитов у меня было много. А вот что не могу подписываться «доктор экономических наук» – это не огорчает, тем и не похож на многих других. Зато сейчас в СМИ стандартно числюсь как «известный экономист», надеюсь, это тоже круто.
И еще немножко из науки пополам с жизненными фрагментами: Эрнест Вениаминович Ланько, покойный уже, к сожалению.
Я в конце 70-х, когда готовился к кандидатскому экзамену по философии (или марксизму-ленинизму, не помню точно, как называлось), пошел на специальные курсы – с этим предметом тогда было строго. И преподавателем оказался очень интересный человек – сам был увлечен и нас учил с энтузиазмом, даже меня, далекого тогда от всего неэнергетического, зажег. Причем сам рассказал, что был физиком, доктором наук, но обнаружил, что без философии физика мертва и вот переквалифицировался.
И вот уже в качестве министра и сопредседателя Социалистической партии я знакомлюсь с продвинутым социалистом (он вскоре стал одним из секретарей СПК) Эрнестом Ланько, от которого узнаю новое словцо – «синергия». Мы с ним написали целую книжку: «Судьба Казахстана как государства. Первые шаги от пропасти». Так вот, далеко не сразу я вдруг обнаружил, что мой хороший партнер-приятель по тогдашнему мировоззрению – тот самый преподаватель философии, который гонял нас нещадно по классикам в незапамятные годы.
Книга у нас получилась сильно критической, потому что оба мы были безусловными энтузиастами рынка и демократии (что сейчас могу про себя сказать лишь с принципиальными оговорками), а к 1994 году стало уже понятно, что строится не совсем то…
В 1995-м, кажется, Борис Гиллер продуцировал фильм «Кавказский пленник», устроил малый показ прямо в редакции «Каравана», потом фуршет. Состав узкий: от киношников Сергей Бодров-старший – режиссер, знаменитый Павел Лебешев – оператор, актер Олег Меньшиков и почти начинающий еще тогда Сергей Бодров-младший. Как свой присутствовал еще пресс-секретарь президента, он подвел нас с Натальей к Меньшикову, представил как очень известного в Казахстане человека, председателя, сказал со значением, Антимонопольного комитета. Меньшиков – богема! – вежливо переспросил, а что это? Это как ваш Чубайс – такой ответ вполне удовлетворил российскую творческую интеллигенцию.
Дело было в начале февраля 1996 года, нога после германской эпопеи опять воспалилась, лег в совминовскую больницу. И туда позвонил один известный академик: есть важное дело, к вам придут. Пришли два других академика – показывают заявление «Не можем молчать» – о создании Гражданского движения «Азамат». Говорю, что текст сильный и я со всем согласен, но моя подпись будет равносильна заявлению об отставке. И что среди множества перечисленных мне подписантов другого такого дурачка-министра что-то не видно. Мне ответили, что да, я – единственный, но я им нужен.
Почему подписал – это ключевой вопрос моей жизни. Если коротко, то мне всегда нравилось то, чем занимался, всегда отдавался работе целиком и – мне так казалось – в таком качестве я и нравился окружающим. Всегда, но… только не тогда, когда стал министром. Три года пребывания в должности, да еще в то время – это очень много и постепенно ребром встал вопрос: либо я должен менять себя под эту службу, либо – она не для меня. Короче – подписал.
Вскоре «Не можем молчать» вышло в «Аргументах и фактах», и сразу для меня ничем не обернулось. Но через несколько дней состоялось организационное собрание, на котором были избраны пять сопредседателей из двух академиков и нас с Муратом Ауэзовым и Тохтаром Аубакировым, с которым я тогда и познакомился. Продолжили мы у меня. Что Своик приехал с генералом, космонавтом, Героем Советского Союза, тогда еще молодым и стройным (и таким же как сейчас высоким), наделало, конечно, шуму в коридорах Антимонопольного комитета. Мы с Тохтаром закрепили союз коньячком, а уже поздно вечером мне домой было два звонка.
Сначала Тохтар сообщил, что ему звонил Верховный главнокомандующий, назначил представителем на Байконур, велел вылетать немедленно, и что он обязан приказ выполнять. Хотя душой он с
«Азаматом». Я ему пожелал успеха – а что еще говорить?
А потом позвонили из приемной премьера и сообщили, что с утра внеочередное заседание правительства – о работе Государственного комитета по ценовой и антимонопольной политике.
Работу Антимонопольного комитета по линии ценовой политики признали неудовлетворительной, а в заключение премьер Кажегельдин пожелал, что теперь-то, в оппозиции, я смогу реализовать все, чего добивался. Вместо меня, кстати, назначили Николая Радостовца, который как раз за ценовую политику и отвечал.
Чуть назад: сразу после публикации в «АиФ» заявления «Не можем молчать» вышла «Казахстанская правда», где на первой полосе было отказное письмо семи, кажется, подписантов. Включая одного действительно очень хорошего певца, народного артиста. Я тогда недоумевал и где-то даже обижался: сам-то я заплатил должностью, а ему, пенсионеру давно, всеми регалиями защищенного, зачем надо было подписываться, чтобы потом срочно отказывался?
Но наткнулся в «Караване» на рекламу, где он с мешком продукта рекламировал «Сахарный центр» и – сразу отлегло от сердца.
Очень быстро обнаружилось, что демократический афронт почти сплошь среднежузовских академиков подпитывался более прозаической задачей – не допустить избрания президентом Академии наук южанина Умирбека Джолдасбекова. Эту подоплеку (в отличие от меня), где положено сразу поняли и грамотно среагировали. Переизбрания не произошло, но саму академию подвели под Министерство науки, сделав министра Школьника заодно и президентом АН. Напрямую никого не наказывали – все больше перемещали или даже повышали, и академическая часть «Азамата» как-то сразу сдулась, мы с Муратом остались едва ли не одни.
Но это стало ясно чуть позже, а на другой день после увольнения я позвонил Мухтару Аблязову и Булату Абилову, попросил приехать. Булат нашел какой-то повод и уклонился, а Мухтар побывал у меня дома в «Казахфильме». Сказал, что его бизнес по оборотам сейчас, возможно, самый большой в Казахстане, но он понимает, что закрыть его могут за два дня. А потому, при всем сочувствии, он «Азамату» помогать не может.
И еще самым быстрым следствием увольнения стало открытие против меня уголовного дела – на предмет утверждения такого тарифа на транзит газа, который наносил государству ущерб на четырнадцать, кажется, миллионов долларов. О чем в тот же день и объявили по «Хабару». Но буквально через три-четыре дня обвинение переписали на злоупотребления при ремонте здания комитета – насчет тарифа удалось быстро показать, что государство как раз выигрывало, и гораздо больше.
Следователем поставили майора Найденова, и у нас с ним сразу нашла коса на камень. Я первым делом купил и прочитал УПК – на такого подследственного он, точно, ранее не натыкался. Первый допрос длился весь день, жена с Антоновым прождали перед зданием ГСК в машине, звонил Ермухан – выражал сочувствие. А Наталья бодро сказала, что лучше сочувствовать обвинителям – они еще не знают, с кем связались. Действительно, кому еще и знать, если ни ей?
Тогда меня сам нашел и вызвался бесплатно помогать молодой адвокат Кайрат Оспанбеков – и действительно здорово помог. Несколько месяцев Владимир Найденов буквально выстукивал отремонтированные стенки, назначал строительные экспертизы, допросы были все реже. Наконец вызывает, и радостно объявляет: «Я же говорил, что найду – и нашел!» И предъявляет постановление о замене прежнего обвинения на присвоение компьютера. А это было такое чудо техники тех лет: прадедушка нынешних нотбуков – толстый, тяжелый, но – переносной! Мне его принародно подарила работающая при Антимонопольном миссия ЮСАИД по отбытии. Я его, действительно, всегда имел при себе, но для порядка поставил на баланс.
На этом дело, наконец, завершается, нам предъявляют для ознакомления и подписи. Кайрат сначала просит пронумеровать листы, прошнуровать и опечатать, потом говорит: «Ну вот, Володя, ты и попался». И прямо на последнем листе прошитого дела пишет жалобу, что оно сфальсифицировано, документы подменены или исправлены задним числом, но неаккуратно, что обнаруживается на листах таких-то и таких-то.
Дело после этого не закрывают, только меняют следователя, тоже русского, капитана Нефедова, и допросы сходят на нет. Слышал, что наверху не могли решить: если официально закрыть, Своик может жаловаться, но и в суд с этим идти нельзя…
Тогда Государственный следственный комитет, между прочим, возглавлял Жармахан Туякбай, – будущий оппозиционер и председатель ОСДП, но он мне про ту историю ни разу даже не заикнулся.
Еще через несколько месяцев ГСК расформировывают и мне звонок: старший лейтенант такой-то, из КНБ, ваше уголовное дело у нас (а у кого же еще?). Хочу с вами поговорить, приезжайте. Отвечаю, что по УПК дело давно полагается закрыть, с официальным меня уведомлением, или передать в суд. А в беззаконных действиях я не участвую. И вообще обидно: начинали с майора, понизили до капитана, теперь вот лейтенант, скоро до сержанта меня опустите. А что же мне делать? – неуверенно вопросила трубка. Сказал – посоветоваться с начальством, и продолжения больше не было.
***
© ZONAkz, 2017г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.