Редакция публикует фрагменты из книги казахстанского бизнесмена Руслана Азимова и московского журналиста Виктора Шацких – «Политически некорректные диалоги на темы новейшей истории».
Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4., Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8, Часть 9, Часть 10., Часть 11, Часть 12 , Часть 13, Часть 14, Часть 15
***
– Руслан, как ты помнишь, 1998 год оказался для Казахстана бурным и опасным. Он напоминал сплав по горной реке. Строительство новой столицы в условиях, когда упали цены на нефть, и в бюджете совсем не было денег, создавало в обществе серьёзное напряжение. Назарбаев позже сказал о том периоде, что «риск был смертельный».
Наверное, имелась в виду вся сумму обстоятельств. В том числе и возвращение в Казахстан Акежана Кажегельдина. Он вернулся в начале марта 98-го года уже не в качестве отставленного премьера, а в качестве оппозиционного деятеля с большими финансовыми ресурсами и отчётливыми президентскими амбициями. Деятеля, поездившего по миру и заручившегося поддержкой, или, по крайней мере, обещаниями поддержки от некоторых западных политиков.
Какое-то время Кажегельдин с Назарбаевым искали компромисс, однако не нашли.
Надо ещё вот о чём сказать. Стоило Кажегельдину недвусмысленно проявить свои президентские притязания, как значительная часть казахстанской элиты оказалась на распутье. Уже много лет все эти люди смирно «ходили под Назарбаевым», и никто, кроме нескольких депутатов-«голодранцев» и прекраснодушного «Азамата» не выступал. А теперь в казахстанской политике появился второй центр силы. Открывались новые возможности. Все понимали, что Кажегельдин реальный претендент на власть. Гибкий, сильный, беспринципный. И поэтому исключительно перспективный. Многие подумали – как бы не опоздать.
Вокруг Кажегельдина подобралась компания решительных, с авантюрной жилкой ребят, готовых на многое. Амиржана Косанова как раз в то время сильно избили ночью на улице. На следующий день президенту задали об этом вопрос на пресс-конференции, и он ответил: а чего этот Косанов по ночам болтается?
В общем, это была такая флибустьерская команда. И Акежан Магжанович в качестве капитана пиратского корабля выглядел вполне убедительно.
Летом 98-го вышла из печати книга Кажегельдина «Казахстан: право выбора». Главная мысль в ней была – «сколько можно терпеть деспотию?!». Автор обличал коррумпированный режим и призывал с ним покончить через справедливые демократические выборы. Книжку покупали и читали. Её обсуждали в газетах — вполне серьёзно, хотя вряд ли бесплатно. Наверное, именно тогда некоторые будущие оппозиционеры, а пока тихие министры и прокуроры, накапливающие ресурс, поняли, что в моральном плане в политике допускается очень многое.
– Я думаю, нам пора переходить к положению в экономике.
– Давай перейдём.
– В 98-м действительно совпали все минусы: финансовый кризис в Юго-Восточной Азии, снижение мировых цен на нефть, а в Казахстане, кроме того, случилась засуха. Давно такой не было. Собрали всего 7,4 млн. тонн зерна. Это был самый низкий урожай с доцелинных времён. А перед уборкой, летом, ещё и саранча налетела.
– И «съела» министра сельского хозяйства Карибжанова.
– Да. Ему много раз объясняли, что не надо экономить на ядохимикатах, а он не послушался. Вообще, в том году сельское хозяйство долетело до самого дна. Потом начался подъём, хотя и медленный, с остановками и отступлениями.
– В предыдущей главе мы вспоминали, что новый 98-й год ты встречал уже в Астане. В должности первого заместителя министра сельского хозяйства. Ты пришёл в Минсельхоз со своей командой.
– Да. К этому времени у нас была готова программа реформирования сельского хозяйства. По заданию правительства мы составили её, ещё работая на Международной Казахстанской агропромышленной бирже. Съездили в Канаду, посмотрели, как они там хозяйствуют. Условия-то похожи. Кроме того, я до прихода на биржу возглавлял казахстанскую ассоциацию крестьянских хозяйств и сельхозкооперативов. Ситуацию в сельской экономике знал неплохо.
К 97-му году в Казахстане уже действовал вполне прогрессивный Закон о земле, были созданы крупные зерновые компании, которые готовы были вкладывать деньги в развитие сельского хозяйства. Однако неподъёмной проблемой оставались долги. В бывших совхозах и колхозах накопились огромные задолженности перед государством и перед банками.
– Я помню. Там довольно часто суть дела была такая, что директор полугосударственного хозяйства набирал в долг горючее, удобрения, семена, запчасти – по совершенно нечеловеческим ценам. Директор получал от продавцов «откат», а хозяйство оказывалось в больших убытках. Иногда эти цены и размеры долга можно было заносить в книгу рекордов Гиннеса. Но директор говорил: а что вы хотели? У нас не было другого выхода!
– Да, всякое случалось. Но часто у директора действительно не было выхода. В общем, так ли, иначе, но без банкротства всех этих хозяйств поправить дела в аграрном секторе было невозможно. Если мы просто давали им деньги из бюджета, тут же налетали кредиторы и требовали своё. Совершенно законно. Да и денег в бюджете не было.
Когда зерновые компании брали эти хозяйства в управление – а у нас, как я уже сказал, к тому времени были мощные и ответственные компании, такие как «Алиби», «Казэкспортастык» — и начинали платить людям зарплату, финансировать посевную и так далее – тоже приходили кредиторы.
Необходимо было вывести все долги таких хозяйств «за скобки», а сами хозяйства подвергнуть процедуре банкротства и продать с молотка. Это была жестокая, но спасительная мера. Потому что после неё уже появлялся реальный собственник и начинал эффективно работать. И мы это сделали.
– А кредиторы? Они что-то получили?
– Практически ничего. Но дело в том, что все эти банки и частные фирмы назначали такой процент и такие условия, что в прежние годы по предыдущим сделкам и в виде пени они получили с многих хозяйств-должников уже минимум «два конца». Поэтому и не возмущались особо.
Банкротство было главным, но далеко не единственным элементом программы реформирования и развития сельского хозяйства, которую я со своими ребятами составил. Программа была рассчитана на период до 2010 года, и она в целом выполнена, с поправками на новые обстоятельства, конечно.
– В общем плане можно сказать так: вы реализовали в конце 90-х очень жёсткую программу, которая помогла относительно стабилизировать положение в сельском хозяйстве. От этого жизнь в ауле и в деревне особо не улучшилась. Потому что реформа захватила от силы пятую часть населения – у них появилась работа и заработок.
– Да, примерно пятую часть. Но мы не ставили задачу решать социальные проблемы села. Это вопросы к другому ведомству.
Расскажи теперь, что за бурные события происходили в это время у вас в «Караване». Ты же в девяносто восьмом оттуда ушёл? И в том же году Гиллер продал газету и уехал в Москву.
– Ну, на самом деле это вопрос, кто от кого ушёл. Мои личные обстоятельства и обстоятельства «Каравана» в 98-м действительно оказались довольно-таки нескучными. В ногу со временем. В марте я съездил с детьми в Таиланд, а когда вернулся, шеф пригласил меня к себе в кабинет и со вздохом объявил, что «больше ты работать начальником в «Караване» не можешь». Я был к этому готов. С начала года случились, по крайней мере, два эпизода, в которых я пошёл против «линии партии». Просто потому, что я к этому времени уже знал: если какие-то вещи мне сильно поперёк, то лучше их не делать. Для моей же пользы. Это, скорее всего, даже не вопрос морали, а вопрос устойчивости психики.
Шеф спросил, чем бы я хотел заняться. Разрывать отношения ни он, ни я всё-таки не собирались. Я ответил, что мне давно хотелось начать создание базы данных по казахстанским политикам и бизнесменам. Идея состояла в том, чтобы для начала собрать и привести в систему всё, что тот или другой публичный человек наговорил за последние 10-15 лет. И чтобы это всё легко извлекалось с помощью поисковой системы. Начальство мою идею поддержало. Месяца три я с большим энтузиазмом эту базу создавал.
Тем временем в «Караване» и вокруг происходили какие-то непонятные движения. Наконец в июне было объявлено, что газета и телевизионный канал КТК меняют собственника. Прежнего владельца заставили всё это хозяйство продать. Он тут же переехал в Москву и перевёз с собой ключевых игроков своей команды. С их помощью создал в России издательский дом, в первые годы очень успешный.
Мне тоже было сделано предложение переехать в Россию, но я к тому времени только год как перевёз отца и его жену из Северного Казахстана в посёлок под Алматы. Купил им хороший дом, старики ещё обживались на новом месте, и мне никак нельзя было срываться и оставлять их одних. Везти стариков за собой в новую незнакомую Россию тоже был не вариант. Я сказал об этом шефу. Он, в общем, не настаивал.
На «Караван» и КТК сел Игорь Мельцер. У нас были неплохие отношения, он предложил мне интересную работу, но я уже договорился о сотрудничестве с тобой и с ещё одной полиграфической фирмой. Честно говоря, я наигрался к тому времени в журналистику и подумывал о том, чтобы сменить профессию.
В эти же месяцы я по случаю купил маленький домик высоко в горах, бывшую метеостанцию. Как раз в том ущелье, где за тридцать лет до меня совершал пешие прогулки Владимир Вольфович Жириновский. (Мы с ним, кстати, поговорили в Москве на эту тему, когда представился случай). И началась у меня довольно беззаботная и приятная жизнь. Ещё я в 98-м серьёзно занялся английским. До этого долго запрягал, алфавит выучил, на курсы походил… А тут наконец засел по-взрослому. Решил навалиться, чтобы за год «взять язык», как говорят американцы.
– Взял?
– Ну, в общем и целом взял. Правда, оказалось, что память в сорок лет уже далеко не та, что в двадцать. Но зато в сорок есть самодисциплина. Надо шесть часов в день заниматься – значит надо. Через год я уже смотрел Ларри Кинга на CNN и Билла О’Райли на канале «Фокс», практически всё понимая, познакомился с канадцами, которые работали в Алматы и не слова не знали по-русски. Мы с ними ходили в горы, ездили кататься на лыжах на Чимбулак и довольно бодро общались.
И продолжалась эта моя увлекательная жизнь года полтора, пока не надоела, и не захотелось мне обратно к людям. А в стране тем временем продолжались бурные события. Дело шло к досрочным президентским выборам. По закону выборы должны были состояться в декабре 2000 года. Но в октябре 1998-го парламент внёс ряд изменений в Конституцию: срок президентских полномочий увеличили с пяти до семи лет, сняли «верхний» возрастной лимит для кандидатов – и заодно уж перенесли выборы на январь 1999-го. В самом деле, чего тянуть.
Кажегельдин, который до этого полагал, что он участвует в забеге на длинную дистанцию, постепенно увеличивая скорость и набирая победительную мощь, вовсе не оказался сбитым с толку новыми обстоятельствами. Он оперативно сменил тактику. Оказалось, что и в спринте Магжаныч силён как чёрт.
А сам Назарбаев, довольно убедительно для публики, раздумывал: принимать участие в выборах или нет? Девятого октября к нему пришли заслуженные аксакалы и попросили всё-таки поучаствовать. Однако Нурсултан Абишевич ответил, что надо обдумать это предложение, и что семья вообще-то против.
Но ветераны не отступались. Вслед за ними с такими же настойчивыми просьбами к Назарбаеву начали обращаться представители студенческих организаций, национальных культурных центров, а потом целые партии и движения. С плакатами «Назарбаев – наш президент!» стали выходить на митинги трудовые коллективы крупнейших казахстанских предприятий-экспортёров. А он всё размышлял. На одном оппозиционном сайте, очень популярном осенью 98-го года, появился стишок, в котором были такие строки:
Просят пожарные, просит милиция,
Просят студенты в обеих столицах,
Просят давно, но не могут найти
Отклика в каменной этой груди!
Просят вайнахи и просят корейцы,
Вегетарьянцы и эпикурейцы…
Наконец, 20 октября Назарбаев согласился. Завил, что будет участвовать в выборах.
Казахстанская общественность вздохнула с облегчением, но рановато. Кажегельдин продолжал проводить пресс-конференции и брифинги, давать интервью казахстанским, российским и всем другим газетам и журналам, привозить из-за границы иностранных экспертов и политологов и вывозить за границу местных.
Он обличал, клеймил коррумпированный прогнивший режим! Жёг глаголом. Зажигал и отжигал. И вполне реально мог победить в президентской гонке.
Тогда власти ввели в бой засадный полк. На линию огня был выдвинут председатель Таможенного комитета генерал Гани Касымов. Ему предстояло отобрать протестный электорат у Кажегельдина.
Касымов заявил, что будет беспощадно бороться с коррупцией. Что засевшие в правительстве «младотюрки» — «это воры и шакалы, которые рвут нашу Родину на части. Это они загнали страну в гроб… Благодаря им и трём последним правительствам страна больна, народ стоит на коленях, земля стонет… Он (Назарбаев — авт.) не желает потрясения. Он хотел бы со всеми договориться по-хорошему. А это – утопия. Если я приду к власти, то первым делом сотню-другую паразитов посажу лет на десять. Остальные, думаю, сделают правильные выводы».
Затея сильно припахивала плагиатом. Именно так разводил Березовский дорогих россиян в 1996 году при помощи генерала Лебедя. Однако многим казахстанцам, не искушённым в политических технологиях, Касымов нравился.
Но всё-таки полной уверенности, что принятых мер окажется достаточно, к финишу предвыборной гонки не было. Уж очень неугомонный попался оппонент. И тогда Кажегельдина просто сняли с дистанции. Грубо, поперёк всех законов.
– В правовом отношении отстранение Кажегельдина от участия в выборах было корректным. Он участвовал в работе незарегистрированной общественной организации. Это нарушение Административного Кодекса. Потом Кажегельдин три раза не явился в суд. Правда, кто-то из твоих коллег написал, что, дескать, это всё лоерские увёртки. Мол, Кажегельдин собирался играть со своими соперниками в шахматы, а они с ним играли в городки или даже просто взяли бейсбольную биту и дали по очкам. Но это не правда. Противники использовали, в общем, одинаковые методы. Просто у одного ресурс был мощней. Вот и всё.
Продолжение следует
***
© ZONAkz, 2019г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.