Часть 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11.
Редакция с согласия автора публикует отдельные фрагменты книги Петра Своика «Фрагменты истории власти и оппозиции в Казахстане, нанизанные на собственную жизнь». Книга издана осенью 2017 года.
Из предисловия редактора издания Данияра Ашимбаева:
«…Петр Своик излагает свое видение собственной жизни и связанной с ней новейшей политической истории страны и, сколько угодно не соглашаясь с полученной картиной, ему нельзя отказать в праве это делать. Директор ТЭЦ, депутат Верховного Совета, член правительства – председатель Госкомитета по антимонопольной политике, политик-оппозиционер, член руководства с десяток различных партий и объединений, публицист и – наконец – мемуарист. Тут можно было бы написать, что «автор, мол, подводит черту под своей долгой политической жизнью», но складывается впечатление, что г-н Своик не собирается ни прощаться, ни уходить.
…
… В конце концов, можно спорить, каким Петр Владимирович был энергетиком, депутатом, министром, политиком, но в таланте публициста, исследователя, аналитика ему не откажешь. Как не откажешь и в праве высказывать со своей колокольни свое мнение, весьма занимательное, хотя и порой обидное.
Но книга получилась, на мой взгляд, очень интересная, содержательная, раскрывающая и личность Петра Своика, и некоторые события новейшей истории, и сам процесс развития демократии по-казахстански».
***
В Караганде запомнилась остановка у Юрия Мизинова. Он нас кормил местной жареной рыбой, как раз по длине тарелки, под водочку, конечно. И с покойным уже Платоном Пен-Ховичем, конечно (ту рыбу, наверняка, он и наловил). И из его штаб-квартиры мы делали набеги к Паше Шумкину, бывшим его товарищам по шахтерскому движению Гене Азаровскому и Юре Криводанову, демократу Юре Гусакову и коммунисту Сакену Жунусову – пытались как-то все соединить.
Горняки Кентау пошли маршем на Шымкент, их остановили на канале перед Туркестаном, они легли лагерем, обратились к нам за поддержкой. Мы срочно выехали, под утро добрались, через мост ОМОН нас пропустил, люди встретили с радостью, мы подключились к переговорам, провели с ними пару дней, как-то ситуация поуспокоилась.
Галым тогда переживал за свой казахский, да и Мурат (поначалу) чуть-чуть тоже. Но народ слушал очень внимательно и – одобрительно.
Был еще марш-бросок на Жанатас – положение в городе было ужасное, люди объявили голодовку, тоже нас позвали. Дело было зимой, смеркалось, перед Каратау на посту ГАИ нас остановили, инспектор взял права, тянул время, тогда Галым сказал: «На обратном пути сам отдашь», и мы поехали. Проезжаем кольцо, там еще один гаишник, категорически нас не пускает, говорит – буран надвигается. Мы говорим – под нашу ответственность, рвем дальше, а буран, действительно, надвинулся. Асфальт где-то зеркально вылизан ветром, но все чаще и выше дорогу перерезают снежные переметы, джип их пробивает с разгона, но все труднее. Бензина мало, и как-то конкретно понимается, что назад нам уже не вернуться, а пробьемся ли вперед – большой вопрос.
Однако пробились, въезжаем в город, он пустой и темный, во дворе нескольких многоэтажек две юрты, в них голодающие при свечах, вокруг – много народа. Середина ночи, но нас ждут, что-то такое мы говорим, потом, уже утром и на следующий день, еще встречи, разговоры с жителями, активистами, митинг среди промерзших домов. И, вроде, уже не так стыло…
На обратном пути, кстати, гаишник ждал с правами – вернул со всем почтением.
В мае 97-го правительство неосторожно подняло коммунальные тарифы – почти в два раза. Мадел Исмаилов призвал выйти на Старую площадь, но сработало не это, а новые платежки – как раз накануне весь город их получил, и люди возмутились. Неожиданно для всех собралось тысяч семь-восемь, и народ все пребывал. Мадел не растерялся, начал выступать, а потом вдруг призвал перейти к акимату. Толпа, временно запрудив проспект Аблайхана, перетекла вниз, охватила кольцом тогдашний горакимат, люди скандировали: «Воры! Воры!». На крыльцо вышел сначала прокурор, потом сам Кулмаханов, растерянный, и они вдвоем с Маделом, в один мегафон, по очереди взывали к собравшимся, каждый – свое.
Ту встряску власти не забыли, тарифы с тех пор поднимают постепенно, Мадела же сразу арестовали, по уголовным статьям – беспорядки и сопротивление власти – светил конкретный срок. Галым предложил – нам троим выступить общественными защитниками – и получилось. Сначала мы добились освобождения Мадела под залог (1200 долларов, которые внес Абильсиитов), а потом и условного приговора. Удачный исход отпраздновали вместе с лидерами «Рабочего движения», нас это сблизило, был подъем от хорошо исполненного хорошего дела.
Мадела все-таки посадили, через год, уже по делу об оскорблении президента. Это совсем другая история, я его защищал, но срок ему дали, ведь, факт, если уж честно, был налицо.
А вот второй наш дебют в качестве общественных защитников также оказался успешным. В Таразе был суд над жанатасцами, перекрывшими железную дорогу, и в чем власти не ошиблись, так это в выявлении зачинщиков – все пять арестованных оказались действительно крепкими ребятами, лидерами. На суде они сидели в наручниках, конвой с автоматами, а приговор вышел условным, их освободили прямо в зале, и народ, вместе с нами, на руках вынес их на улицу. Тоже был всплеск энтузиазма.
Суд был долгим, почти все на казахском, мы жили прямо с группой поддержки, они нас поили-кормили, охраняли, мы чувствовали свою необходимость и значимость.
Мы написали официальные письма акиму Храпунову, генпрокурору и министру внутренних дел – что, не прося разрешения, на основании Конституции, проведем митинг на Старой площади, а их уведомляем для обеспечения порядка. Провели, обошлось без эксцессов, в тот же день Галым улетел по своим делам из Алматы, а мы с женой выехали в Бишкек, на международную конференцию по демократии. Легли спать в гостинице, я только задремал, проснулся от грохота, вижу на фоне света из коридора падающую дверь и три вбегающие черные фигуры, в руках чтото короткое. То ли они меня сбросили с кровати, то ли я сам слетел, на полу отбивался, мало что соображая, слышал только непрерывный крик Натальи – их он, видимо, тоже напугал. Она потом рассказывала, что один, не оборачиваясь, ударил ее ниже коленки, прямо по кости, очень больно. Но кричать она стала только сильнее – под такой фон все и происходило. До сих пор не знаю, что у них была за задача, но получил только звонкий удар по голове, глаза залило теплым, и все стихло. На самом деле стихло – они убежали, вызвали милицию, «скорую», кость оказалась не пробита, все обошлось, даже на конференцию явился – в повязке. Приходили местные следователи – типа, возбуждать уголовное дело, заехал наш посол в Киргизии Мухтар Шаханов, сказал слова поддержки, несколько смущаясь. Потом примчался Мурат, еще друзья из Алматы. Среди прочих, из Алматы прибыл майор полиции – попытался вручить повестку в административный суд. Народ на него набросился – имейте совесть и вообще мы в другом государстве, что вы тут делаете! Он смутился, уехал.
Домой возвращались чуть раньше окончания конференции. Томас Лекинжер, глава миссии Фонда избирательных систем (один из немногих очень приличных иностранцев, с которым работала Наталья) дал свою машину, и нас не отследили. Попутчиками были Буркут Аяган и Нурлан Амрекулов – всю дорогу обсуждали перспективы демократии. Приехали вечером, во дворе тихо, а через час Наталья вышла с собакой – на лестничной площадке уже дежурит лейтенант. Утром – он же, она его завела домой, налила чай, так он в горячую пиалу просто вцепился – на дворе мороз, а подъезд не отапливается, но есть не стал. Позже подъехал подполковник, представился Наталье – зам. начальника ГУВД, цель – вручить повестку Петру Владимировичу. Наталья: «Он еще не приехал». «Тогда мы будем ждать».
Тут Наталья все берет в свои руки, план такой: созвать журналистов и ехать в посольство США за политическим убежищем. Обзванивает КТК и 31-й канал, выходит встречать и видит интересную картинку: дежурный полицейский почему-то маячит далеко от двора, на дороге. Оказывается, ждет доставки обеда. Ему объявляется, что ПВ как раз уже приехал, а тут подъезжают и телевизионщики – Гена Бендицкий и от «Информбюро» не помню кто. Записывают мое политзаявление, потом на машине КТК мы едем в посольство. А появившийся подполковник – их стало уже два – за нами.
Интересно: спускаемся по Фурманова, они сзади все время нам что-то кричат, оказывается, Петр Владимирович плащ дверкой прищемил, пола пачкается. Приезжаем в посольство, встречаюсь с Элизабет Джонс (она, кстати, на Медео любила кататься) – делаю ей заявление. Обещает отнестись со всей серьезностью, выхожу, подхожу к подполковникам. Они просят: поехали с нами в суд – еду уже с ними. В суде обошлось как-то просто и быстро: объявили лишь предупреждение (повязка помогла?).
А через сколько-то дней прилетел Галым, и его, сразу с трапа, тоже повезли в суд, потом под арест, он объявил голодовку, и мы с Муратом – тоже, требование – освободить Абильсиитова.
В «Поколении» были две комнаты (как и сейчас), Ирина Алексеевна выделила нам меньшую, поставили две раскладушки. К нам непрерывно шли люди, в том числе много известных. Кто-то первый сообразил писать слова поддержки прямо на стене, и она за несколько дней, от пола до потолка, заполнилась разными подписями.
Тем временем Галыму голодовка вышла боком, стало плохо, вызвали скорую, увезли в БСМП, положили в отдельную палату (ровно та же история, включая ту же палату, произошла потом и со мной), потом выпустили. Он явился к нам, и мы, сидя на полу, сфотографировались на фоне этой стены. Потом из этого получился хороший избирательный плакат. Жалко, я не сохранил.
Когда Мурат пошел работать к Нуркадилову, мы с Галымом были где-то в поездке, сами узнали из газет. Возвращаемся, садимся у него дома, Галым начинает выговаривать, а обычно тихий Мурат тоже начинает заводиться. Тогда Галым говорит: «Стоп, Мурат Мухтарович! Я вижу, ты готов с нами поссориться, и через обиду получить оправдание своему поступку. Так вот, имей в виду, что такой возможности мы тебе не дадим. Нравится нам твоя новая должность или нет, но теперь это наше совместное решение, давай вместе думать, что в этом хорошего, и что будем говорить людям». Стали вместе думать – появились аргументы, провели втроем пресс-конференцию – прямо в акимате, Нуркадилов разрешил. Говорили убедительно, убедили, себя, во всяком случае.
Маржан пришла в «Азамат» почти сразу, но мы, по мужскому шовинизму, в поездки ее не брали, и в высокоумные разговоры не включали. А она, как восточная женщина, делала вид, что так и надо. Но однажды (сама рассказывает) начала грузить Галыма: дескать, надо бы найти возможности и сделать то-то, и то-то, и то-то. Галым выслушал, и говорит:
«Маржан, представь, что мы с тобой вспахали поле, посадили семена, вышли всходы, а теперь ты говоришь, что нужен дождь. Да, Маржан, хорошо бы, чтобы дождь пошел, но только ты учти – дождя не будет!». Маржан потом это не раз вспоминала, – доходчиво ей объяснил Галым Абильсиитович.
Андрей Чеботарев, будущий столп казахской политологии, появился в поле нашего внимания еще подростком, как начинающий помощник одного из депутатов Верховного Совета. Воспитывался он бабушкой, нуждался в поддержке, но уже тогда учился на политолога и подавал надежды.
В «азаматовские» времена Андрей поднаторел настолько, что выступал в СМИ, причем уже с критической по отношению к оппозиции стороны. И вот как раз тогда, когда мы с Муратом голодали в «Доме демократии», я прочитал что-то совсем обидное и ответил ему укоризненной собственной запиской. Типа – не с таких же младых ногтей начинать обслуживать власть. Ему передали и вдруг получаю от него такое же личное письмо – там признание, раскаяние и обещание больше так не делать. Честно сказать, удивился: ни до, ни после того такого в жизни встречать больше не приходилось.
И вот вырос Андрей в действительно солидного и – что важно – самостоятельного политолога, директора Центра актуальных исследований «Альтернатива». Отнюдь не оппозиционного, но и отнюдь не провластного. Авторитетного, одним словом.
Однажды в дороге водитель «Азамата», среди прочего, рассказал, как после окончания МГУ, сведя знакомство как с командиром Всесоюзного ССО, его звал к себе первым секретарем комсомола тогдашний секретарь Целиноградского обкома Николай Кручина (тот самый, который будучи управделами ЦК КПСС, после ГКЧП выбросился с балкона своей квартиры). Но он выбрал физическую линию, пошел в Институт атомной энергии к академику Велихову, был его замом. Иначе, добавлял с усмешкой, еще не известно, кто бы сейчас у вас был президентом.
Галым, родившийся на разъезде под Акмолой, учившийся в интернате, а потом поступивший в МГУ и превратившийся в московского ученого и организатора, самый молодой директор академического института в системе АН СССР, и единственный казах к тому же, генеральный директор МНТК «Лазерные технологии», потолкавшись с нами в оппозиции, очень скоро заговорил, что дело не столько в режиме, сколько в самих… казахах. С которыми он со всей своей физико-математической основательностью и поставил себе научную задачу разобраться.
И вы знаете – разобрался – в течение последних лет пяти-семи. Я, во всяком случае, с удовольствием и интересом выслушивал его лекции – откуда какая часть будущего казахского народа появилась, как было до Чингисхана, при нем и после, откуда само слово «казах» и откуда жузы.
Впрочем, на этот счет отошлю к его собственным публикациям.
Мне же осталось добавить, что Галым Абильсиитович на две недели старше Нурсултана Абишевича: восемьдесят лет ему исполнится 23 июня 2020 года.
***
© ZONAkz, 2017г. Перепечатка запрещена. Допускается только гиперссылка на материал.